"Петер Хандке. Детская история (Тетралогия-3)" - читать интересную книгу автора

складывалась в правильной последовательности, такой короткой местной
командировки недостаточно, - процесс не должен прерываться ни днем, ни ночью
(во всяком случае в голове), ребенок же, ничем особо не мешая, прерывал
течение созидательных грез, более того, он изначально препятствовал им.
Отдельные мелкие достижения, конечно, случалось, выстраивались в единый
гармоничный ряд, но слишком редко удавалось то счастливое преображение
собранных знаний в открытие, которое только и сообщает сделанному подлинное
величие, принося ему славу и доставляя потом радость другим. Но форма упорно
не желала являться, и причиной тому, считал он, был ребенок, который одним
своим присутствием сковывал фантазию взрослого, лишая его тем самым
возможности выполнить свое предназначение.
Между ними не было яростного неприятия, в их отношениях господствовала
теперь скорее недружелюбность, принимавшая иногда у мужчины вид
враждебности, противоречившей его собственным убеждениям. Он ничему не мог
отдаться целиком - ни работе, ни ребенку, и тот, почувствовав перемену, сам
отдалился от него, без обычной обиженной надутости, гордо и независимо.
Отныне он мог при случае позволить себе в разговоре с каким-нибудь третьим
лицом сказать об отце: "Не желаю его больше видеть. Пусть уходит".
Лаконичная фраза ребенка содержит в себе угрозу полного разрыва, отчего
взрослый внутренне пугается и одумывается. Он откладывает свое большое
путешествие до лучших времен и с этого момента начинает сомневаться во всех
тех, кто, будучи так же, как он, связанным по рукам и ногам, во имя мечты
своей жизни отрекался от обыденной повседневности. Их деяния утратили для
него былой блеск, он больше не верил им. (Хотя в голове, конечно; все равно
продолжали вертеться разные тайные замыслы.)
Так он снова начал работать урывками, ограничиваясь незаконченными
фрагментами, и в сущности был даже доволен. Теперь он позволял себе часто
вообще ничего не делать: бродил по городу без всякой цели, отпуская себя на
все четыре стороны, и радовался освободительной праздности. Фазы осмысленной
деятельности приходились исключительно на время отсутствия ребенка (когда он
отправлялся в составе так называемого "зеленого отряда" куда-нибудь в поход
или же проводил лето у матери); однако фанатизм, с которым мужчина день за
днем внутренне оставался погруженным в свое дело, заключал в себе, в отличие
от прежнего энтузиазма, нечто тягостное и недужное: словно та мечта,
воодушевлявшая некогда подростка, превратилась для взрослого чуть ли не в
тяжкую ношу. Даже в моменты, когда возгорался Магический Свет, пустота дома,
в котором не к кому было больше обратиться, довлела надо всем и действовала
на него как ядовитый газ, от которого он сам впадал в оцепенение и
чувствовал внутри одну сплошную пустоту. Теперь он знал: только ребенок
освящает собою течение дней. Без него он покинут и брошен; вся его
деятельность кажется ему никчемной и ничтожной (хотя порою ему
представлялось, как хорошо было бы без ребенка пуститься во все тяжкие с
самой красивой женщиной мира). - Однажды ночью, вернувшись домой, он стоит в
оглушительно тихой квартире, прислонившись к стене, и начинает понимать тех
людей, которые падают замертво от одного только одиночества.

Именно в этот период мужчине все чаще доводилось слышать от разных
людей, и от своих гостей, что он, ведя такой образ жизни и занимаясь тем,
чем он занимается, исключает себя из круга настоящего и перестает видеть
реальность. Прежде он еще терпел подобного рода высказывания. Но теперь,