"Петер Хандке. Детская история (Тетралогия-3)" - читать интересную книгу автора

какое-нибудь первое подвернувшееся дело. Взрослый теперь его тоже не
устраивал. Вот почему, когда наконец раздавался голос какого-нибудь
соседского ребенка, приближавшегося к безмолвному дому, для обоих его
обитателей он звучал сладкозвучной песней, дарующей облегчение (даже если
именно этот гость был причиной вчерашних огорчений).
Так возникла новая дилемма: продолжать жить как прежде, оставаясь в
своем кругу, в котором ребенок - играет, взрослый - работает и присутствует
по мере сил, и оба они, ребенок и взрослый, равноправные собеседники, при
этом ребенок - "ребенок", а взрослый - "взрослый", когда один обходится без
умничанья, другой без сюсюканья, - или все же признать, что "дети"
составляют особый, самостоятельный род, отдельные представители которого
чувствуют себя привольно только среди себе подобных и только там, в этой
среде, при всех обидах и несправедливостях, осознают свое достоинство и
некую значимость? Если это так, то не получается ли, что настоящие
родственные узы связывают их только с этими "сородичами", а взрослым в
лучшем случае отводится роль опекающих смотрителей? Разве не является ярким
доказательством тому непостижимое постоянство, с каким ребенок, даже после
самых страшных ссор, самых злых насмешек и унижений, устремлялся навстречу
другому ребенку, приветствуя его, словно доброго вестника?
Дилемма разрешилась благодаря тому, что мужчине пришла в голову идея,
каковая заключала в себе одновременно очередное предложение, адресованное
третьим лицам (при этом он как-то вдруг осознал, что, хотя он сам себя
всегда считал не без кокетства волком-одиночкой, неспособным и непригодным к
общественной деятельности, в процессе жизни он довольно регулярно, без
всякого принуждения со стороны, собирал вокруг себя пусть небольшие, но все
же общества: только для этого ему непременно требовалось всякий раз глубокое
просветление или общий взгляд, без чего для него не существовало правомерной
общности).
Идея имела конкретные очертания, благодаря которым она могла быть
представлена другим в виде предложения, и эта конкретность обеспечивалась,
как и в предыдущие разы, отнесенностью к определенному месту, площадке,
пространству. Разговоры с соседями поначалу так или иначе вращались
исключительно вокруг нового поселка и детей. Все сетовали на удаленность
общественных учреждений и мечтали - не о "детском саде" или каком-нибудь его
современном эквиваленте, а о простом, незатейливом заведении, до которого не
нужно ехать на машине и которое было бы открыто в определенные часы для тех,
кто в этом жизненно нуждался, ибо еще не мог свободно пользоваться радостями
окружающей природы и потому был привязан к собственному дому или соседнему
зданию с такой же планировкой. - Эту мечту можно было теперь легко воплотить
в жизнь (и, соответственно, собрать такую детскую группу), поскольку
появилось представление о ее локализации: большое, пока еще пустое
помещение, выходящее окнами на юг, в доме мужчины, со свободным "доступом" к
еще более просторному "палисаднику". (Образ бегающих детей наполнил
конкретным звучанием и их имена.) Наличие же конкретного места принесло с
собой воодушевление: то, что задумывалось сделать здесь, сейчас, было
правильным. Отброшены все сомнения, какие терзают обычно незнакомых между
собою людей: уже в начале лета помещение было соответствующим образом
подготовлено и обставлено, а осенью появились первые дети, и необычное
заведение заработало.