"Кнут Гамсун. Местечко Сегельфосс " - читать интересную книгу автораже. Виолончель стояла в углу. Борсен как раз собирался уходить, но снял
шляпу и придвинул Виллацу стул. - Не взыщите за то, что простой деревянный стул, - сказал он. По-видимому, он ничего не имел против визита, был вежлив, разговорчив, обходителен: деревянные стулья не так уж плохи, а эти не хуже других деревянных стульев. Они трещат, но прочны, эти рассохлись вот уже несколько лет на моей памяти, и на них страшно садиться; но они как будто не становятся хуже, и совсем негодными к употреблению они никогда не делаются. Они занятные.- Я следил за вашей карьерой с величайшим интересом, господин Хольмсен. Я не очень разбираюсь в вашем искусстве, но много читал про вас. - Вы сами занимаетесь искусством. Я хорошо помню, как прелестно вы играли на виолончели. Борсен бросил взгляд на свой инструмент, но сейчас же отвернулся. - Вы намерены основаться здесь на лето? - Да. И вы должны прийти ко мне, мы поиграем. Я теперь играю немножко лучше, чем раньше. - Спасибо, с удовольствием. - И вы тоже, Готфред. Готфред был скромен и поблагодарил только почтительным поклоном. Он все время не садился. - Позвольте мне взглянуть "а вашу виолончель, - сказал Виллац. Он подошел, постучал по ней и искренне похвалил: - Да ведь это же чудесный инструмент! - Она для меня все равно, что маленький человечек, - сказал Борсен и заговорил о своей виолончели с любовью и нежностью. это тоже ничего. Сидим мы здесь вдвоем и коротаем время. А наш милый Готфред верит в нас, слушает и восхищается нами. Так мы и сидим здесь и чувствуем себя великими. Большая Медведица поет для туманности Ориона.- Поля и луга у вас в нынешнем году в чудесном состоянии, господин Хольмсен. Только тут Виллац заметил, что Борсен стал как-то странно говорить. Он ответил, что да, урожай обещает быть хорошим. - Но следовало бы вашему отцу верхом на своем коне дополнить ландшафт. - Да. Борсен сидел и играл рассеянно ножом, - это был кинжал с фокусом, лезвие его при ударе уходило вовнутрь и пряталось в рукоятке. Заметив, что это нервирует Виллаца, он положил нож на стол. - Да, а ваша матушка, - сказал он. - Она великолепно ездила верхом. Вообще, вот было времечко! В первые годы, что я сюда приехал - это было время! А вы уже виделись с пастором Ландмарком? - Нет еще. - Я вспомнил про него. Он немножко не такой, как все здешние люди, и навлекает на себя осуждение общины. А по-моему интересно, что он столярничает. Механик и пастор, хорошенькая смесь. А впрочем, разве мы знаем, для чего нас смешивают? Аристократы умерли. Не более чем сто лет тому назад на них еще смотрели снизу вверх, теперь их не видать, они невидимы в наших краях, сострадательным людям приходится их выискивать. Не знаю, может быть миру от этого хорошо, меня это не касается; а может быть, Спартака опять придется усмирять. Это невозможно. Усмирять еще раз. Миру, может быть, станет от этого лучше. Но пастор Ландмарк, во всяком случае, - курьезная |
|
|