"Кнут Гамсун. Местечко Сегельфосс " - читать интересную книгу автора

смотритель пристани действовал так необычно? Этого он никому не говорил, но
при отправке последних трех северных пароходов на набережную приходила фру
Раш и присутствовала при погрузке, и три раза смотритель самолично давал все
распоряжения. Сегодня фру Раш опять пришла, и стоило посмотреть, как
долговязый смотритель носился взад-вперед по набережной, во весь голос
отдавая приказания относительно мешков. Ну, что ж, у него был хороший,
звучный голос, много лет тому назад он основал в Сегельфоссе певческий
кружок и был сам лучшим певцом.
А фру Раш - она-то зачем приходила на набережную так поздно вечером?
Она приходила встречать молодого Виллаца, на случай его приезда, вот такое у
нее было дело. Кроме нее никто его не встречал, никто из Хольмсенов уже не
пользовался почетом в Сегельфоссе, нынче все были одинаково велики и
одинаково малы. Правда, был господин Хольменгро, но больше никто, да и
господин Хольменгро был уже не тот, что прежде. Когда фру Раш стояла на
набережной в ожидании последнего Хольмсена, она казалась словно крошечным
островом, затерянным в море, словно и не существовала для других детей. У
людей было о чем подумать, кроме нее и ее дела. А тут как раз вышел
последний номер "Сегельфосской газеты", в нем была широковещательная статья
о пасторе Л. Лассене, и статью приписывали адвокату Рашу, потому что она
была замечательно составлена; о ней-то в данный момент и разговаривали в
народе. Пастор Л. Лассен, светоч Сегельфосса, начал проникать и к соседке
нашей, Швеции, известность его простирается на все страны, он несомненно
будет епископом. А здесь, в Сегельфоссе, живут его престарелые, почтенные
родители и следят по газетам за своим знаменитым сыном. Замечательно
составлено, никому, кроме адвоката Ранга, так не сделать, - в представлении
очень многих он был несомненно единственным, А в заключении говорилось, что
господину Теодору Иенсену из Буа не мешало бы иметь конкурента в его
торговле.
Золотую мысль посеял этими словами адвокат Раш.
А жена его, фру Раш, стыдно сказать, стояла и прислушивалась к голосу
смотрителя пристани, а сама глядела на пароход, выискивая молодого Виллаца,
и маленькая головка ее была полна только этим. И вот молодой Виллац сошел,
наконец, на берег, так-таки и сошел действительно, молодой. В сером костюме
и на вид совсем обыкновенный. Ну, разумеется, он был богатый и изящный
господин, всегда придававший значение своей наружности, и потому
лакированные башмаки его были с острыми носками, а жемчужина в галстуке с
лиловатым отливом, а не белая, из тех, что делаются из эмали; чемоданы его
тоже были прямо-таки желтые сокровища, иначе нельзя сказать; но ходил он,
как все прочие люди, и сказал фру Раш "здравствуйте!" - снял перчатку и
поклонился.
Это был не торжественный въезд, он не возбудил никакого особого
внимания, как было бы при встрече его покойного отца после долгого
отсутствия. Молодой Виллац - ну, что ж, счастливчик, под мышкой палка с
золотым набалдашникам, палка-то еще наследственная драгоценность; ну а
дальше? И все-таки он был человек известный в стране. Натянув опять
хорошенько перчатку, он сказал стоявшему поодаль Юлию: - Здравствуй, Юлий!-
И Юлию это было отнюдь не неприятно: - С приездом! - ответил Юлий и
поклонился перчатке. Но молодой Виллац сейчас же обернулся опять к фру Раш,
и заговорил с ней, и стал подшучивать.
- Наконец-то вы приехали, - сказала она, - мы ждали вас с каждым