"Кнут Гамсун. Местечко Сегельфосс " - читать интересную книгу автора

манеру - положительно, прекрасную манеру: он ни слова не говорил рабочим, а
обращался со всеми своими речами к Бертелю из Сагвика, который был старшим
мельником, и к Оле Иогану, которого он поставил старостой над рабочими,
прибавив ему жалованья. Конечно, господин Хольменгро и с ними не очень
церемонился, а отдавал приказания в кратких словах: - Большую партию на
север надо погрузить на почтовый пароход нынче вечером, не забудьте! - Мы и
так подгоняем, - отвечает Бертель.- Так смотри же, чтоб дело сошло гладко,
Оле Иоган, у тебя ведь есть люди! - И Оле Иоган, выросший вместе с возросшей
ответственностью и прибавкой жалованья, работал за десятерых. Разумеется, он
был неимоверно глуп, но зато - сила, рабочая скотина, в заляпанной одежде,
добродушный, с могучими руками. Он работал на мельнице с первого дня и знал
все, как свои пять пальцев; сделавшись начальником, он еще крепче сросся с
мельницей и даже по воскресеньям ходил туда и смотрел на нее с таким
чувством, словно отчасти был совладельцем. "Мы", - говорил он про мельницу.
"Мы подваливаем муку", - говорил он про жернова. Да, Оле Иоган, наверное, уж
устроит так, что все сойдет гладко.
По уходе с мельницы господин Хольменгро отправляется прямо домой. Это
была новая манера. Он словно следовал полученному от кого-то совету,
чувствовалась какая-то преднамеренность, пожалуй, утомлявшая и его самого.
Дорогое платье на шелковой подкладке мешало ему свободно двигаться, - чистое
наказание, - а одинокие часы в спальне были ужасно мучительны. Что он мог
предпринять? Стояла весна, земля опять становилась юной, все живое снова
безумствовало, даже старый помещик снова чувствовал на себе это чудо. Раньше
он помаленьку пошаливал и в своем собственном доме, и в чужих домах, смотря
по такому, где было удобнее, и таким образом имел немало неожиданных
похождений, изрядное количество краденого счастья, чистейшие находки. Теперь
это все миновало, новая манера связывала его.
Не подлежало ни малейшему сомнению, что господин Хольменгро пробует
какой- то новый метод. Чтоб поднять среди рабочих уважение к своей особе, он
решил больше с ними не смешиваться, показываться пореже, нарядно одеваться и
держаться на расстоянии. Кроме того, он не снимал с пальца загадочного
кольца, - авось поможет и оно. Он понимал своих рабочих, он сам по рождению
принадлежал к их среде, происходил из народных низов, и отлично знал тот
мир, из которого вышел. Раньше, встречаясь на дороге с одним из своих
рабочих, он сейчас же думал с тайным страхом: "Поклонится он или нет?"
Теперь положение улучшилось, рабочие брались за шапки. Это уж было кое-что,
кольцо и новая манера подействовали, важно было вести себя умненько. А как
ему отвечать на поклоны? Может быть, и в этом отношении он следовал чьему-
то совету: он будет кланяться не очень низко, почти совсем не будет
кланяться, почти даже и не кивать, а только ошупает человека глазами,
пройдет мимо с таким видом, как будто ему есть о чем подумать. По вечерам
ему можно и побродить, ему незачем бояться дневного света. Некоторые
предпочитают избегать дневного света, но господин Хольменгро был не из их
числа. Во всяком случае, он был не прочь побродить и у себя в доме, и в
чужих домах.
Внизу обозы с мукой весь день тянутся к набережной, а поздним вечером
засвистел и причалил почтовый пароход. Господин Хольменгро и тут не вмешался
и даже не посмотрел туда, ничего подобного. Обошлось, впрочем, и без него,
смотритель пристани действовал умопомрачительно с мешками муки, он взялся
командовать сам, хотя у него и имелся для таких случаев помощник. А почему