"Кнут Гамсун. Местечко Сегельфосс " - читать интересную книгу автора

выработанный торговцем для оказания почета покупателю; это, может, и хорошо
для жителей Сегельфосса, но для короля - дело другое!
- Отец твой все лежит? - спрашивает помещик.- Тогда поговори с ним об
этом сам: я вижу, вы опять моете рыбу с яхты и раскладываете ее на горах.
Это шестой год.
Теодор смущается и говорит:
- Разве это горы не Виллаца?
- Ты хочешь сказать: горы господина Хольмсена? Да. Это было бы неважно,
будь эти горы мои. Мне кажется, вам следует заплатить ему аренду за все эти
годы.
Теодор, толковый парень, и отвечает:
- Виллац Хольмсен был здесь после того, как мы начали сушить рыбу на
его островах, но он никогда не поминал про аренду.
- Правильно! - кивает король.- Но именно по этой причине я и думаю, что
вы должны заплатить ему.
- Я потолкую с отцом.
- Правильно. Скажи отцу, что я хочу, чтоб вы ему заплатили аренду за
горы.
Теодор некоторое время колебался, но все же решил сказать правду. Может
быть, ему хочется, по той или иной причине, произвести как можно больше
впечатления на помещика, на короля. Он говорит:
- Да, впрочем, и рыба, и яхта - мои, они не принадлежат нашей фирме.
И, может быть, господин Хольменгро это уже знает, и ему хотелось
немножко одернуть молодого парня в его величии. Это возможно. Потому, что он
ласков и отечески благожелателен ко всем обитателям лавки.
- Как рыба твоя, Теодор? - спрашивает он.- Ну, тогда такой деловой
человек, как ты, и сам должен понимать, что за гору надо заплатить аренду.
Больше нам не о чем разговаривать.
Но Теодор хочет, должно быть, произвести еще большее впечатление, он
говорит:
- Пекарня, что перешла к нам, стоит, насколько мне известно, на вашей
земле.
- Это все равно.
- Мы заплатим вам аренду.
- А торговля и вообще дела идут хорошо? - спрашивает господин
Хольменгро.
- Жаловаться нельзя.
Господин Хольменгро кивает головой и уходит.
Приятно было опять немножко проявить себя, иметь что сказать, сделать
указания: за последние годы это случалось нечасто. Должно быть, весна начала
оживлять его, - каждый год в марте он начинал чувствовать в себе какую-то
перемену, шагал крупнее, когда ходил по дорогам, и говорил более
определенно. Весна играла с ним неприятные штуки, налагала на него крест:
молодость. Он заболевал молодостью. Это имело глупые и досадные последствия.
Дорогой он встречает возчика, тот здоровается и говорит, что он отец
Марсилии.
- А-а, - отвечает господин Хольменгро.
- Отец Марсилии, которая опять у вас служит, - говорит возчик.
- А-а. Да, да!
- Мальчонка ее совсем большой парнишка и ходит на лыжах.