"Кнут Гамсун. Местечко Сегельфосс " - читать интересную книгу автора

- Соль? Есть, сколько нужно на лето.
- Что, закром полон?
- Не скажу, что б совсем полон. Но соль от жары тает.
- Щенок - хочешь учить отца? Так, значит, сто тонн соли. Ступай и
напиши.
Все это был вздор. Теодор сошел вниз и ничего не написал. Он понимал,
что отцу очень важно было выставить спички против нечистого, раз он шел даже
на большой убыток от соляной операции, но отец был невменяем. Да и сарай
нельзя было трогать, - он служил танцевальным залом для молодежи и приносил
колоссальный доход. Правда, у лавки отняли право винной торговли, но все же
многие приходили к милашке Теодору и получали от него бутылочку на субботнюю
вечеринку. И когда Теодор сам иной раз приходил в сарай во всем своем
великолепии и в башмаках с бантами, он был словно барин, словно вельможа,
богач, олицетворение земной пышности и величия в глазах всех бывших там
девушек.
Но юный Теодор любил принцессу, и девушки для него не существовали.
Должно быть, господь бросил это тяжкое несчастье в трюм его души, чтобы он
не опрокинулся от глупости и легкомыслия. Но это был крест.
Он опять надевает свои кольца и спускается в лавку, в свое царство.
Толпящиеся у прилавка и заграждающие ему дорогу расступаются перед ним; он
поднимает доску, проскальзывает в проход и опять опускает доску. Теперь он
командир. У молодого человека двое подручных, полки и выдвижные ящики полны,
потолок увешан товарами, пол завален товарами, - в лавке все, что может
пожелать человек: шелковые ткани, изразцовые печки, венское печенье. Он
помещал объявления в "Сегельфосской газете" только ради шика, - это было
излишне, конкурентов у него не было, но он вел дело на современный образец.
Старик Пер из Буа не имел никакого представления о том, что происходит
под его ногами, он сказал: спички, сказал: соль. Уж не воображал ли он, что
и сейчас, как во времена его владычества, дневную выручку можно уложить в
кожаный кошелек и запрятать на ночь под подушку? Теперь выручка записывалась
в толстые книги и пряталась в несгораемый шкаф в конторе, а контора
существовала для одного только Теодора, который сидел там на высоком
винтовом табурете и записывал все на свете. Вначале, когда он был маленьким,
он писал: "с совершенным почтением Теодор Педерсен", потому что отца его
звали Пер, теперь же подписывался: "Теодор Иенсен", потому что отца звали
Иенсен. Это мать перекрестила так отца, - она захотела ходить в шляпке и
величаться "мадам". Так все и пошло расти в вышину, одно за другим, пуще же
всего - торговля. Спички и соль? Нет, консервы, и макароны, и швейцарский
сыр. Упрямый калека в мезанине и сейчас требовал козьего сыру, как в
старину, - простак, козьего сыру негде было достать, потому что никто уже не
держал коз. Товар вывелся точно так же, как вывелись бумажные воротнички и
постные баранки. Старику предлагали взамен так называемый жирный сыр, или
сливочный, - покорно благодарю, он выплевывал эту дрянь на пол! Он был самым
неприятным клиентом в лавке из-за своего пристрастия к старине. Почему бы
ему не есть, со всеми прочими, рокфор в серебряной бумажке и камамбер в
изящных деревянных коробочках? Но это, в его глазах, был обман. Клецки в
молоке - это он понимал, но макароны - это еще что такое? Он отстал от
развития местечка и его обитателей, теперь и здесь уже не было человека,
который не кушал бы макарон на свой заработок, и все кушали конфеты, и
кушали вкусные сливы на заработанные денежки, и истребляли целые леса