"Кнут Гамсун. Местечко Сегельфосс " - читать интересную книгу авторакрон, - сказала она.
Господин Дидрексон взглянул на Теодора, интересуясь действием своих слов. - Безумие! - сказал Теодор. - Безумие, так говорит и Местер, я ему все рассказал. Но во всяком случае, я хотел раньше переговорить с вами и очень вам благодарен, что вы приехали. Дело вот в чем: не мог же я так сразу передать девице большую сумму, без всякой гарантии, а в Сегельфоссе мне не хочется показываться. Поэтому мне пришлось вам телеграфировать, и я еще раз благодарю вас за то, что вы приехали. - Для меня это было удовольствием. - Спасибо. Но это немножко запутано: вы говорите, безумие. Да, конечно. Но я не могу доводить дело до крайности, моя невеста может узнать. - Вы обручены? - Натурально. Обручился на севере с дочерью одного консула, - как его фамилия? Известный богач в Финмаркене, китовый жир, единственная дочь, вот посмотрите! - господин Дидрексон вынимает из бумажника женский портрет и с восторгом демонстрирует: на нем была подпись: твоя Руфь.- Вот видите, - сказал господин Дидрексон, - так она его дочь, вот никак не могу вспомнить фамилию! Ну, и вот, она может все узнать, а этого не должно быть. - Она не узнает, - сказал Теодор. - Да, вот видите, это невозможно. Тем более, что девица, сегельфосская девица... дело в том: я форменно в нее влюбился за то, что она была так благоразумна, и показал ей этот портрет. Разве это не огромная глупость? - Не знаю. сегодня, потому что она была такая молодчина и умница, и показал ей портрет. - Руфь! - сказала она и посмотрела на карточку.- Да, Руфь! - сказал и я, - и теперь вы понимаете, почему эта чудесная девушка не должна ни о чем знать. Да, она это понимает, и не будет ни начальства, ни резолюций, и ничего такого, сказала она.- Позвольте мне сначала переговорить с господином Иенсеном, - ответил я. Теодор заявил, что и половины, тысячи крон, будет за глаза. - Да, но тогда выйдет огласка, начнут разнюхивать мои материальные обстоятельства и все равно приговорят к наивысшей сумме. Да, впрочем, я не хочу вести себя глупо и отлынивать. Тысяча крон раз в пятнадцать лет - это не то, что двадцать эре каждый день на еду и платье. Теодор вскинул глаза на своего молодого друга: этот легкомысленный сын старой почтенной купеческой семьи обладал драгоценными качествами, почти непонятными Теодору; его собственное наследие было сплошь такого рода, что он день за днем, год за годом старался урвать что-нибудь у себя и в возмещение взять все, что годится, у других. - Разумеется. Вы правы! - сказал он вдруг, словно и сам так думал.- И теперь я могу вам сказать: я встретил девушку дорогой, и она просила меня замолвить перед вами словечко. - Вот как. Но, видите ли, дело все-таки немножко запутано. В тот вечер, когда мы вместе сидели в Сегельфоссе - помните, как это его звали? Борсен, начальник телеграфа, говорил про человека, который вернулся домой после двенадцатинедельного отсутствия, но тут оказалось, что его невеста уже три недели ходит в шерстяном платке и мучается зубной болью. Вы понимаете? |
|
|