"Кнут Гамсун. Местечко Сегельфосс " - читать интересную книгу автора

не иметь возможности работать в своем любимом деле! Гораздо лучше было бы
отрезать мертвую половину, похоронить ее и отделаться от нее, теперь она для
него только в тягость и убыток. Пер из Буа не понимал, что мертвая половина
приносила ему некоторую пользу, ему следовало бы подумать, что с нею он
лежал в постели гораздо удобнее, чем без нее, а когда он приподнимался и
садился, она была совершенно необходима.
Теодор не шел. Ага, у него не находится времени! Посмотрим!
Здоровая рука у Пера из Буа сильна, он хватает стул и оглушительно
колотит им. В лавке отлично слышно, слышно и далеко на улице, и, чтоб
положить конец, Теодор находит время и идет наверх к отцу. Он уже не снимет
своих колец, а выступает во всем своем великолепии; глаза отца не становятся
от этого мягче.
- А-а, у тебя нашлось время прийти! Теодор говорит с досадой:
- Не понимаю, чего ради ты ломаешь дом. Что тебе надо?
Отец с минуту безмолвен. Он бородат и лыс, звероподобен, верхняя губа
его вздергивается и обнажает зубы. О-о, нежности в нем нет.
- Ха-ха-ха, чего мне надо? Я лежу и стучу в пол, щенок ты этакий,
дрянь? Побеспокоил вас? Дай-ка полюбоваться на твои прикрасы, - лавка
заплатит? Чего мне надо? Мне надо поговорить с хозяином, со щенком, ишь
какой важный, в пору взять да подтереться. Уж не побеспокоил я и твою
мамашу? Вздумал постучать в пол, побеспокоил ее протухлую милость! Чего ты
стоишь? Присядь, если удостоишь! Тьфу!
Но Теодор не сел, отец бесился, и грозила возможность, что он швырнет
палкой. Теодор отходит к окну, там он в безопасности, отец не рискнет
стеклами. Впрочем, Теодор теперь не так уж его и боится, он совсем не щенок,
живым его не возьмешь!
Отец опять сплюнул и сказал "тьфу".
- Ты получил спички? - спросил он.
Теодор и думать забыл о детском плане насчет тысячи гроссов спичек и
только сухо ответил:
- Нет.
- Так и знал, - мотнул головой отец, - не дали спичек лукавому! А соль
получил?
- Нет.
В эту минуту Пер из Буа понял, что он навсегда выкинут из игры, сын
даже и виду не хочет показать, будто его слушает. А-а, так! Здоровая рука
его смаху и свирепо ударяет по краю постели, он вскрикивает, рука ушиблена,
и в ту же секунду она немеет, немеет и отмирает, от пальцев вверх по кисти,
вверх до плеча. Он чувствует, что обе стороны его тела стали свинцовыми. Что
это, что такое? От ушибленного места на руке, от этого широкого пореза?
Безделица, ничего! Он перегибается наперед и хочет яростно закусить рану, но
не может дотянутся, смотрит на нее, облизывается и ворчит. Нелепое, скотское
поведение, Пер из Буа беспомощен. Ладно, но никто не должен этого видеть! Он
хочет замаскировать свою беспомощность, сильно приподнимает плечи, как будто
ему неловко сидеть, и он отлично может поправиться; ему удается подпихнуть
одну мертвую руку другой, они мягки и податливы, переваливаются, как тесто.
Волна горя готова подняться в нем, но у него хватает силы справиться с
собой. Он говорит - говорит словно со стихиями, с морем и громами:
- Я хочу разделиться. Девчонки должны получить свое, пока ты не разорил
нас.