"Кнут Гамсун (Педерсен). Странник играет под сурдинку" - читать интересную книгу автора

Однажды он поcлал меня к Гринхусену, чтоб я вызвал его в город. Неужели
это его хотят рассчитать? Но ведь Гринхусен ни разу не попадался на глаза
фру с тех самых пор, как она приехала. Чем он ей не угодил, непонятно.
Я велел Гринхусену явиться в город, что он и сделал. Инженер тут же
собрался и ушел с Гринхусеном куда-то вверх по реке.
Позднее, днем Гринхусен пришел ко мне и явно хотел поделиться новостями,
но я ни о чем его не спрашивал. Вечером сплавщики поставили Гринхусену
угощение, и он начал свой рассказ: "Что это за сестру завел себе господин
смотритель? Не собирается ли она уезжать?" Никто не мог ему ответить, да и
с чего бы ей уезжать? "С такими сестрами один соблазн и морока,-
разглагольствовал Гринхусен.- Уж хочешь связаться с женщиной, возьми
такую, на которой решил жениться. Я ему прямо так все и выложил!" "Прямо
так и выложил?" - спросил кто-то.
"А то нет! Да я с ним разговариваю все равно как с кем из вашего брата,-
сказал Гринхусен, лучась от самодовольства.- Думаете, зачем он меня
вызвал? Сроду не угадаете! Ему захотелось поговорить со мной. Поговорить,
только для этого. Он раньше меня сколько раз вызывал, и теперь тоже взял
да и вызвал". "А о чем он с тобой говорил?" - спросили у Гринхусена.
Гринхусен напустил на себя неслыханную важность, "Я вовсе не дурак, я с
кем хочешь могу поговорить. И язык у меня подвешен, как дай бог каждому. У
тебя, Гринхусен, есть соображение, сказал господин инженер, вот тебе за
это две кроны. Так слово в слово и сказал. А ежели вы мне не верите,
можете взглянуть. Вот они, две кроны-то". "А говорили вы о чем?" - в один
голос спросили несколько человек. "Наверное, Гринхусену нельзя про это
рассказывать",- вмешался я.
Я уже понял, что инженер, должно быть, впал в отчаяние, когда посылал меня
за Гринхусеном. Он так мало пожил на этом свете, что при любом затруднении
ему требовался человек, которому можно поплакаться. Вот он ходил сколько
дней с поникшей головой и сердце у него разрывалось от жалости к самому
себе, и он захотел, чтобы весь мир узнал, как жестоко покарал его господь,
лишив возможности предаваться обычным удовольствиям. Этот спортсмен с
оттопыренным задом был всего лишь злой пародией на молодость, плаксивым
спартанцем. Интересно бы узнать, как его воспитывали.
Будь он постарше, я бы первый подыскал для него множество оправданий,
теперь я, вероятно, ненавижу его за то, что он молод. Не знаю, может, я не
прав. Но мне он кажется пародией.
После моих слов Гринхусен поглядел на меня, и все остальные поглядели на
меня.
"Пожалуй, мне и впрямь нельзя про это рассказывать",- с важным видом
сказал Гринхусен.
Но сплавщики запротестовали: "Это почему еще нельзя? От нас никто ничего
не узнает".- "Точно,- сказал другой.- Вот как бы он сам первый не побежал
докладывать и наушничать".
Тогда Гринхусен расхрабрился и сказал:
"Сколько захочу, столько расскажу, можешь не беспокоиться. Сколько захочу,
и тебя не спрошусь. Да. А чего мне, раз я говорю чистую правду. И ежели ты
хочешь знать, господин инженер для тебя тоже припас новость первый сорт.
Дай только срок, он тебя разуважит. Так что не волнуйся. А уж коли я что
рассказываю, это все правда до последнего слова. Заруби это себе на носу.
Да. И ежели б ты знал, что знаю я, так она, к твоему сведению, надоела