"Дональд Гамильтон. Диверсанты (Мэттью Хелм)" - читать интересную книгу автора

Перед свиданием довелось, как заведено, перелистать небольшое досье.
Прочитанное укрепило меня в искреннем убеждении, что мисс Рустин - сущий
алмаз меж молодых девиц, и трактовать ее надлежит со всем возможным
почтением. Невзирая на ощутимую разницу в опыте и возрасте.
В то великолепное время никто и заподозрить не мог, что Мадлен Рустин
постигнет нежданная и грозная, подобная сорвавшейся лавине, беда. Все
свидетельствовало: рано или поздно девушка пробьет себе широкую тропу
наверх и сделается если не главным партнером, то, по крайней мере,
значительной персоной в заведении "Барон и Уолш". Весьма выдающемся
заведении, между прочим.
Приняла меня Мадлен в маленьком кабинете, где я и поведал ей свои
намерения. Пришлось, разумеется, назвать имя и номер вашингтонского
телефона, по которому были получены требуемые подтверждения.
Правительственный номер не спутаешь ни с каким иным, подтверждения были
приняты надлежаще и учтены соответственно.
Простейших приличий ради, я попросил Мадлен отужинать со мною в
"Кортесе", а уж там, за добрым столом, и поговорить обстоятельно. Девушка
согласилась просто и без неприличных, присущих возрасту ужимок. Деловая,
спокойная девица, прекрасно знающая, что можно, а чего нельзя изложить
клиенту. Даже государственному служащему.
Сцепились мы (вполне дружелюбно и легко) по одному-единственному
поводу. Проведав, какого рода занятиям я предаюсь, Мадлен
полюбопытствовала:
- А не совестно вам убивать людей, точно дикое зверье?
На что я возразил:
- А вам не страшно выпускать дикое зверье на волю, делая вид, будто
людей освобождаете?
Мы поспорили, каждый остался при собственном непоколебимом убеждении:
так бывает неизменно. И все-таки простились добрыми приятелями.
Благодарными друг другу за чудесный вечер. Тем и окончилось.
Года полтора спустя привелось узреть фото Мадлен во всех окрестных
газетах. Приключилось невообразимое, и тюремные ворота захлопнулись за
спиною Мадлен Эллершоу на восемь долгих лет. Было странно и жутко угадывать
в этой опухшей от малоподвижности, отекшей, бледной физиономии былые черты,
былую живость, ушедшее чувство собственной значительности.
Тюрьма раздавила бедолагу полностью.
Конечно, признаю: тюрьма - отнюдь не швейцарский курорт, не
учреждение, где поправляют истрепанные нервы и дают полное отдохновение
измучившемуся телу. Тюрьма на то и тюрьма, чтобы в ней жилось не особенно
сладко. Но ведь, черт возьми, не до такой же степени!
В серых глазах не отмечалось ничего, кроме предельного безразличия ко
всему на свете. При обычном течении событий, подумал я, Мадлен Эллершоу
была бы сейчас подтянутой, выхоленной, уверенной в себе дамой, занимающей
отличное общественное положение и спокойно глядящей в обозримое будущее. Да
и выглядела бы не старше, а гораздо младше положенных природой тридцати
четырех лет.
Немалую цену заплатила, подумал я отрешенно. И, главное: за дело
заплатила, или по навету?
Заключена без права на амнистию, припомнилась давняя фраза из
паскудной провинциальной газетенки.