"Дональд Гамильтон. Засада (Мэттью Хелм)" - читать интересную книгу автора

их сразу примечают, а она хотела привлечь внимание генерала Сантоса и
возбудить его мужское любопытство - что, по слухам, не представляло для
нее труда.
По последним полученным от нее сведениям, она направилась в джунгли на
джипе, которым управлял местный шофер, симпатизировавший революционерам.
Она везла с собой кучу фотоаппаратов и магнитофон, изображая молодую
журналистку из левого журнальчика, которая готовила статью о героях
повстанческого движения. На ней были надеты яркая блузка с вызывающим
вырезом и обтягивающие джинсы.
Все должно было произойти как в старой истории про Далилу и Самсона. Если
бы план удался, то рано или поздно она должна была стоять возле мертвого
генерала Сантоса с дымящимся большим пистолетом в руках, сжимая на груди
порванную комбинацию и истерически рыдая. Подсадным правительственным
агентам в деревне вменялось предотвратить слишком решительные меры ее
наказания: было решено, что в возникшей после гибели Сантоса панике они
тихо выведут ее из деревни и спрячут в надежном месте. Если бы все так и
получилось, меня бы не вызывали и не вручили дальнобойное ружье, с помощью
которого мне предстояло уложить мятежного генерала с трехсот пятидесяти
метров или что-то около того...
Но все получилось иначе. К несчастью для Шейлы. Весь план полетел к черту,
и мы не могли понять, по какой же причине. Но ее явно каким-то образом
"раскололи" и схватили. И она явно понесла всю тяжесть наказания. Теперь,
спустя полтора месяца после ее провала, от ее блузки и джинсов почти
ничего не осталось - как мало что осталось и от симпатичной
двадцатишестилетней женщины, которую облачили в этот наряд и отправили в
джунгли Коста-Верде. Изможденная, похожая на огородное пугало, грязная
фигурка в лохмотьях, лежащая передо мной на траве, весила не более
восьмидесяти фунтов.
Ей отрезали чуть не все ее псевдозолотистые волосы - теперь спутанные и
потемневшие, - то ли мачете, то ли стыком, как я решил, в знак унижения и
позора, и изуродовали левую руку. Рука была обернута в замызганную драную
тряпку - видимо, остатки то ли шелковой, то ли нейлоновой части женской
одежды. Я поглядел на перевязанную руку и перевел вопросительный взгляд на
смуглолицую женщину. Та пожала плечами.
- Они пытались заставить ее заговорить, назвать имена ее сообщников в
деревне, сеньор.
- Она назвала?
- Стали бы мы рисковать своей жизнью, если бы она это сделала? - Я подался
вперед, вознамерившись осмотреть обезображенную руку, но женщина поспешно
предупредила мое движение:
- Не трогайте ее, сеньор!
- Почему?
- Ну, вы же мужчина!
Она произнесла эти слова таким тоном, точно они все объясняли, и, пожалуй,
так оно и было. Я молча взглянул на нее, а она - на меня. Надо сказать,
это была довольно миловидная женщина, при том, что ее красота отличалась
какой-то первобытной чувственностью. Я решил, что она не особо жалует
мужчин. Но в ту минуту я и сам был о них не лучшего мнения.
- Ясно, - сказал я, снял рюкзак и раскрыл его, встав на колени. - Но ей
придется на секунду подавить свое естественное и оправданное отвращение к