"Дональд Гамильтон. Усмирители (Мэттью Хелм)" - читать интересную книгу автора

самолично, изволь подчиняться и не орудовать, как Бог на душу положит.
Глаза Ле-Барона слегка сузились, но воспоследовал надлежащий ответный знак
(вам, пожалуй, необязательно знать, какой именно).
Мы простояли несколько секунд, разглядывая и мысленно оценивая друг друга.
Толковать о внезапно вспыхнувшей братской любви было бы столь же изящно,
сколь и бессмысленно. Между тайными агентами подобных чувств, извольте
видеть, попросту не существует... Виноват, существует. В наидешевейших
кинофильмах. Но и только.
А в настоящей, взаправдашней жизни, даже если напарник пришелся тебе по
вкусу - не вздумай завести дружбу! Задави любые порывы в самом зародыше.
Как можно - и зачем, в сущности, нужно? - дружить с человеком, которого
завтра/послезавтра, через месяц/ или через год - ненужное зачеркните, -
вероятнее всего, доведется сделать козлом отпущения и принести в жертву?
Нынешние деловые предприятия, учреждения, компании, тресты, синдикаты и
прочая подобная сволочь исповедуют принцип: возлюби сотрудника,
работающего рядом, яко себя самого. Благодарение Всевышнему, старина Мак
никогда не придерживался этой порочной точки зрения. Мак отлично знает:
веселая, сплоченная команда закадычных приятелей вовек не справится с
работенкой, обременяющей нашу епархию.
Однажды, академического любопытства ради, он подверг пристальному анализу
бессмертное творение старика Дюма. Три мушкетера, сказал тогда Мак, были,
заодно со своим соратником д`Артаньяном. довольно сносным отрядом
диверсантов. Однако, прибавил он, беспристрастное рассмотрение событий и
фактов свидетельствует: Людовику Тринадцатому жилось бы куда как легче и
удалось неизмеримо больше, найми он четырех угрюмых, замкнутых, жестоких
бойцов, плюющих на сохранность собственного товарища с высочайшей
парижской колокольни...
Неприязнь, почти молниеносно мелькнувшая между мною и Ле-Бароном, была
вполне и совершенно естественна. Я не придал ей ни малейшего значения.
Профессиональные издержки. Ле-Барон был отлично обучен, и покорный слуга
недурно обучен; и работа нам предстояла совместная. А посему пить нынче
вечером на брудершафт ни я, ни кареглазый вовсе не собирались.
- Колымага стоит у парадного подъезда, - сообщил Ле-Барон, выпуская мою
руку. Пальцы у парня оказались, говоря мягко, не слабые. - Коль скоро не
возражаете, по мосту прогуляемся пешком. Парковать американские автомобили
в ночном Хуаресе противопоказано. Здесь, между прочим, тоже...
- Как прикажете, сударь, - ухмыльнулся я.
- Эй! - добродушно ухмыльнулся Ле-Барон. - Зовите меня просто Патом.
Удобнее, и короче. Мы вышли вон из гостиницы.
- Пат и Мэтт, - произнес я задумчиво. - Н-да... Вы, часом, не шахматист?
- Нет...
- Жаль. Оценили бы. "Шах и мат!" Кстати, "патом" называют положение, в
котором, как говорится, ни тпру, ни ну.
- Простите?
- Очередной ход невозможен. Полный карамболь, - отозвался я. - Хотя
"карамболь" - выражение бильярдистов, а на бильярде не играл отродясь. Что
это значит?
- Это значит: двойной удар, - ухмыльнулся Пат
Ле-Барон, чье самолюбие тотчас восполнило понесенный было ущерб.
Ле-Барон исправно доставил нас обоих к мосту, ведя маленький