"Хелен Хамфриз. Путешествие безумцев " - читать интересную книгу автора

ухода".
"Подожди, подожди, дай мне войти..." - думала Изабель, думала за себя,
за Энни и за всех Робертов Хиллов на свете...
Воздушные тени, сотканные из света. Складки капюшона на голове короля
Артура, его пышные темные волосы. Свет окружает их обоих, скрадывает детали,
подчеркивает силуэты. На каменном полу - тонкая фигура Джиневры,
склонившейся вперед, глядящей назад.
Вслед за Изабель Энни по крутым каменным ступеням спускается в старый
угольный погреб, расположенный в середине сада, довольно далеко от дома.
Недавно прямо к кухне пристроили новую угольную кладовку, и Изабель
образовала в старом погребе лабораторию. Одной рукой Изабель держит влажную
пластинку в кассете, другой - рукав Энни, которую ведет за собой.
- Здесь я проявляю фотографии, - объясняет она, щупая ногой вокруг
себя, пока не задела жестяной таз для проявителя. Она наклоняется над тазом,
а вместе с ней и Энни.
В погребе до сих пор пахнет углем, угольная пыль разводами покрывает
кирпичные стены.
Сидя на корточках у таза, Энни наблюдает, как Изабель наливает в таз
свежий растворитель, вынимает пластинку из кассеты, погружает ее в жидкость
и шепотом отсчитывает положенное количество секунд. Стеклянная пластинка
велика, и Изабель приходится действовать аккуратно и осмотрительно, чтобы
жидкость равномерно и постепенно покрыла пластинку.
Изабель привела с собой Энни, потому что не могла ее отпустить,
позволить ей уйти до того момента, как фотография проявится.
В этой подземной норе человек, словно прячущийся зверь, ощущает ужас и
покой одновременно. Энни втягивает носом запах угля, прислушиваясь к частому
дыханию Изабель, к журчанию жидкости по пластинке-негативу.
Изабель шарит в темноте, нащупывая пластинку на дне таза.
- Готово, - говорит она, поднимаясь на ноги и увлекая за собой Энни
вверх по лестнице к солнечному свету.
Затем Изабель закрепляет лист фотографической бумаги в зажимах
специальной рамки и водружает эту хитрую конструкцию на каменной дорожке,
ярко освещенной солнцем. Сама же усаживается на скамью неподалеку и жестом
приглашает Энни сесть рядом с собой.
- Но, мэм, я еще не закончила работу, - возражает та.
Действительно, она провела в студии и погребе достаточно времени и
теперь сильно отставала от графика.
- Ах, убрать всегда успеется, - отмахивается Изабель.
"А кто успеет-то?" - думает Энни. Леди слишком беспечно относится к
домоводству. Что бы она сказала, если бы прислуга забывала выносить по утрам
ее ночной горшок или менять простыни на постели? Но Энни и на сей раз не
спорит - ведь так приятно просто посидеть на этой скамейке, залитой
полуденным солнцем. Тем не менее она ощущает легкие уколы совести.
Изабель ерзает на месте, отсчитывая про себя нужную продолжительность
экспозиции. Долгожданный момент приближается, и, привстав с лавки, Изабель
отгибает бумагу в углу рамки.
- Почти, - бормочет она. - Почти...
В своем нервном нетерпении она очень походила на мистера Рочестера.
Когда ты просто сидишь на месте и не двигаешься, весь мир словно
приходит к тебе сам, и ты можешь увидеть то, чего до сих пор никогда не