"Адам Холл. Меморандум Квиллера [B]" - читать интересную книгу автора

заговорить с ним при встрече, разве что:
"А помнишь старину такого-то?". Но было мало людей, которых мы хотели бы
вспомнить.
- Что ты делаешь в Берлине? - спросил он. Мы сидели в его кабинетике одни,
но видели головы двух его ассистентов, работавших в лаборатории. Нас
отделяла стеклянная перегородка.
- Все те же бациллы, Солли?
- О да! - Он улыбнулся.
Когда нам довелось встретиться в Мюнхене, он уже был членом Международного
объединения бактериологов, которые собрались там для обсуждения каких-то
проблем, связанных с бактериологической войной. Хотя эта область была
далека от меня, я знал, что он был в ней признанным авторитетом.
- Кельнский университет субсидирует мою лабораторию, - сказал Солли.
- Поздравляю.
Повсюду стояли контрольные склянки с плесенью и различными культурами.
Солли рассказывал о своей работе, часто перебивая себя и глядя на меня с
дьявольским восторгом. Время от времени он склонял голову набок,
посматривал сквозь стеклянную перегородку и затем оборачивался ко мне с
таким видом, словно хотел поведать какую-то важную тайну. Но глаза его тут
же потухали, и я видел, что он сдерживает свое желание открыться мне. В
эти моменты он казался мне таким, каким я запомнил его, когда прибывших в
лагерь мужчин и женщин, спускавшихся по сходням из фургонов, отделяли друг
от друга.
Когда от него оттащили его молодую жену, взор у него был такой же вялый,
словно он вот-вот умрет.
Рассказав мне о своей работе, он умолк; больше говорить нам было не о чем,
и мы знали это.
- Где ты остановился? - спросил он. - Мы обязательно должны встретиться
еще раз. Я ответил.
- "Принц Иоганн"! - воскликнул он. - Но ведь это очень дорого!
- Я никогда не останавливаюсь в дешевых отелях в Германии. - Не знаю,
почему я это сказал, просто мгновенно пришедшая в голову мысль... Женщин в
Равенсбрюке всегда остригали перед тем, как отправить в газовую камеру, а
волосы пропаривали и упаковывали в тюки для отправки на фабрики,
производящие матрацы. В дорогих отелях нынешней Германии матрацы были из
поролона.
- Значит, еще встретимся? - повторил он, увидев, что я собираюсь уходить.
Я сказал - да, обязательно, но мы не назначили точной даты.
Выйдя на улицу, я подумал, что лучше бы мне вовсе не встречаться с
Ротштейном. Интересно, сожалел ли он о том, что я разыскал его? Я оставил
его расстроенным: его жгло что-то очень существенное, о чем он хотел
поведать мне, но не мог. Мной владело чувство, что я не хочу этого знать.
Он позвонил мне в конце дня. Никогда не забуду я своего легкомыслия.
Он сказал по-английски: "Это я".
Почему-то я подумал о Поле в этот момент. Затем он сказал:
- Много воды утекло, не так ли? Солли не называл себя, но хотел дать мне
понять, что это он.
- Я приду повидать тебя. Жди меня, - сказал он и повесил трубку.
Итак, он не мог удержать это в себе. Беспокойство было сильнее его. А
может быть, он не желал разговаривать в лаборатории: стеклянная