"Адам Холл. Меморандум Квиллера [B]" - читать интересную книгу автора

вспомнил, что сегодня должен быть особенно осторожен: они промахнулись у
стены и, возможно, ради спасения престижа ждут случая исправить свой
промах. (Кто должен был оказаться жертвой в тот раз: я или Инга? Я все еще
не знал этого. Теперь иное: "Феникс", вполне вероятно, был схож с любой
другой большой организацией, где правая рука не всегда знает, что делает
левая. Приказ, по-видимому, заключался в том, чтобы не трогать меня, иначе
я уже был бы мертв; но какой-нибудь тугоухий функционер, возможно, вышел
на охоту на свой страх и риск или просто желая отомстить за человека,
сгоревшего в машине.)
Такси свернуло за угол, и на улице вновь наступила тишина; только хлопнуло
окно, закрытое мной. Двойной блик снова мелькнул в окне напротив. Как бы
далеко от окна ни стоял в комнате человек, отблеск линз полевого бинокля
заметен даже через улицу. Возможно, что это отражалась светлая крыша
такси. Всегда можно что-нибудь предпринять, когда вас преследуют, можно
отделаться от филера, как только его заметишь, но ничего нельзя поделать,
когда за тобой подсматривают. Задернутые шторы не помогут вам, когда вы
спускаетесь по лестнице и выходите на улицу.
Я оделся, слушая радио. Утренние биржевые новости дали только позывной
сигнал "КФТ" и какую-то мешанину из цифр. По-видимому, наш человек только
что получил мое письмо, и в резидентуре еще не решили, что мне ответить.
Чтобы найти адрес доктора Соломона Ротштейна по дополнительному тому к
новому телефонному справочнику, я потратил двадцать минут. Вовсе не
обязательно встретиться с ним немедленно, так как я рассчитывал пробыть в
Берлине еще месяц, но впоследствии, когда они окружат меня со всех сторон,
это будет значительно сложнее. К тому же я не хотел причинять ему
неприятностей после всего того, что мы с ним пережили.
Я вышел на улицу.
Возможно, что это был подсознательный страх, но он охватил меня, когда я
спускался по главной лестнице. Из отеля был еще выход через кухню и по
пожарной лестнице. Но ни тем, ни другим пользоваться не следовало, разве
только в случае крайней необходимости.
Снег перед отелем был сметен, и ступеньки посыпаны песком. Под башмаками
скрипело. Я был полностью виден из противоположного окна, и помимо воли
дыхание у меня стало короче, словно при переходе вброд через холодный
ручей, когда у тебя перехватывает дыхание, но ты идешь вперед, погружаясь
все глужбе и глубже, зная, что это ощущение пройдет. Ты знаешь, что это
всего-навсего холод.
Но сейчас это был полевой бинокль.
Что ж, положимся на счастье. Но вспомни, что произошло с Кеннетом Линдсеем
Джоунсом. Пять ступенек, шесть, семь... Уфф!.. Теперь он опоздал что-либо
предпринять, даже если бы и захотел, потому что я повернул под прямым
углом и пошел вдоль тротуара, а он мог выстрелить в меня, только когда я
находился на лестнице. На улице стояла тишина - такая, что у меня заболело
в ушах: я все еще подсознательно ждал звука выстрела.
Я злился на самого себя. Риск существовал всегда: но я думал не о нем, и
мне это не нравилось. Шесть тяжелых месяцев, проведенных мной в ФРГ,
расшатали мне нервы.
Я был в поту, когда свернул к гаражу, и подумал: "Стареешь, бедняга..."
"Фольксвагена бежал по оживленным улицам. Лаборатория Ротштейна находилась
в районе Целлендорфа, на верхнем этаже здания на Потсдаммерштрассе. В