"Патриция Хайсмит. Игра на выживание" - читать интересную книгу автора

ликования по поводу того, что ей удалось продать картину, или же критик
опубликовал положительный отзыв. О художественном таланте Лелии отныне будут
судить по тому, что она успела сделать до вчерашнего дня, за тридцать лет и
один месяц своей короткой жизни. В душе Теодора закипала ярость, и вскоре он
уже не мог думать ни о чем, кроме мести. Тот, кто совершил это мерзкое
преступление, заплатит за это собственной жизнью. Уж он об этом позаботится,
даже если в Мексике и отменена смертная казнь. Это было не обычное
убийство - при помощи пули или удара ножа. Он слышал, как Лео скребет
когтями, карабкаясь по побегам плюща, и вскоре кот взобрался на подоконник и
сел, обвившись хвостом, глядя в комнату, пока его глаза привыкали к
царившему в помещение полумраку. Теодор провел рукой по кровати, и кот
тотчас бесшумно подбежал к нему, принимаясь тереться мордочкой о его пальцы,
а затем растянулся у него на груди. Лео громко мурлыкал и так пристально
глядел Теодора, как будто тот был картиной на стене.
Сквозь дрему Теодор думал и о Рамоне, и его снова начало одолевать
сомнение, как это уже бывало во время допроса. Все-таки такая черта, как
жестокость Рамону не чужда, думал Теодор. Он никак не мог забыть об этом, и
был не в состоянии контролировать свою ненависть к Рамону и свой страх перед
ним, ибо это тоже имело место. Взять хотя бы того длиннохвостого попугая,
которого Рамон держал у себя в квартире! При одном лишь взгляде на бедную
птицу сердце Теодора разрывалось от жалости. Ему хотелось броситься к клетке
и освободить ее, а потом открыть окно, чтобы она могла улететь но он так
никогда и не решился на это. Насколько ему было известно, Рамон никогда не
позволял птице даже полетать по комнате, так что несчастное создание
постоянно билось о прутья, пытаясь открыть дверцу клетки. Рамон же даже не
удосужился дать птице имя. По характеру Рамон больше походил на испанца, чем
на индейца. Рамон обвинял его в том, что он смотрит на испанцев свысока, но
Теодор никогда ни на кого не смотрел ни сверху вниз, ни снизу вверх, он
просто пытался понять их, и эти люди привлекали его именно тем, что ему
этого не удавалось. Рамон также поражал его своей неоднозначностью,
выражавшейся в смести набожности и жестокости и некоторой странности, что
появилась в его поведении после тех четырех или пяти дней побоев и
издевательств, что ему довелось пережить в тюрьме города Чиуауа. Для него
это было не просто ошибкой полицейских, назвавших его убийцей: в
представлении Рамона те побои вписывались в концепцию наказания за все его
прошлые "прегрешения", как тех, что были взвалены на него католической
церковью, так и тех, что существовали лишь в его воображении. Можно сказать,
что в каком-то смысле Рамон был даже рад пережить побои и унижение, хотя
после случившегося его отношение к полиции стало резко враждебным, ибо
инициаторами экзекуции стали именно полицейские. Теодору совсем не хотелось
думать, что это Рамон убил Лелию, но, к сожалению, имеющиеся факты и
характер Рамона отнюдь не исключали такой возможности.
Эта неопределенность стала причиной того, что Теодора стало клонить в
сон - такое с ним иногда бывало. Иногда подобная сонливость раздражала его,
особенно, когда он сосредоточенно раздумывал над чем-то, и тогда он начинал
расхаживать по комнате или пил кофе, чтобы ее побороть. А порой с радостью
отдавался во власть сладкого послеобеденного сна, смиряясь со своей
неспособностью принять хоть какое-нибудь решение. (Ради чего все-таки стоит
жить: для себя или для окружающих? Есть ли обществу от него какая-нибудь
польза, помимо его картин, любоваться которыми могут лишь немногие, и тех