"Генри Райдер Хаггард. Дитя бури" - читать интересную книгу автора

- В этот камень, - сказал он, подняв белый агат к свету, - войдет твой
дух, Макумазан. А в этот, - и он поднял черный агат, - войдет твой дух, сын
Мативани.
Я с недоверием посмотрел на старого колдуна.
- Ты, конечно, считаешь меня старым обманщиком, но смотри, что будет
дальше. Твой дух поднимается из тела и душит твою глотку, как это сделал бы
этот маленький камушек, если бы ты его проглотил.
Я старался протестовать, но не мог произнести ни слова. Вероятно, я
поддался внушению и, действительно, почувствовал, будто камень застрял в
моей глотке. Это нервы, подумал я, результат переутомления. И так как я не
мог произнести ни слова, то сидел неподвижно, с недоверчивой усмешкой на
устах.
- Теперь, - продолжал карлик, - может быть, вам покажется, что я умру,
но вы не трогайте меня, иначе вы сами можете умереть.
В то время, как он говорил, он бросил по большой щепотке корешков, о
которых я упомянул, в оба костра, и немедленно из них взметнулись высокие
языки пламени, какие-то зловещие языки, которые сменились столбами густого
белого дыма с таким сильным едким запахом, какого мне никогда не приходилось
встречать. Казалось, этот запах пропитал меня насквозь, а проклятый камень в
горле сделался величиною с яблоко.
Затем Зикали бросил белый агат в правый костер, против которого я
сидел, и проговорил:
- Войди, Макумазан, и смотри.
А черный агат он бросил в левый костер и сказал:
- Войди, сын Мативани, и смотри.
Так морочил нас старый знахарь, а мы невольно поддавались его внушению.
Я чувствовал какую-то странную пустоту, будто я был не я. Все эти ощущения,
несомненно, были вызваны сильным запахом горящих корней. Однако, вероятно, я
сохранил способность видеть и наблюдать, потому что я ясно видел, как Зикали
сунул свою голову сперва в дым моего костра, а затем в костер Садуко, потом
он откинулся назад, выпуская дым облаками изо рта и ноздрей. Затем я увидел,
как он упал на один бок и остался лежать неподвижно с распростертыми руками.
В таком положении Зикали пролежал очень долго, и я начал думать, не
умер ли он на самом деле. Но в этот вечер я не мог сосредоточить своих
мыслей на Зикали или на чем-нибудь определенном. Я просто машинально отмечал
все эти факты, как делает это человек, не имеющий к ним никакого отношения.
Они меня нисколько не интересовали, потому что во мне было какое-то полное
ко всему безразличие и у меня было ощущение, что я не здесь, а где-нибудь в
другом месте.
И все происходило как во сне. Солнце село, не оставив даже после себя
отблеска. Единственный свет исходил от тлеющих костров, и его было как раз
достаточно, чтобы освещать фигуру Зикали, лежавшего на боку и напоминавшего
своей неуклюжей формой мертвого теленка гиппопотама. Вся эта история
начинала мне страшно надоедать, ощущение пустоты становилось невыносимым.
Наконец карлик зашевелился. Он присел, зевнул, чихнул, встряхнулся и
стал шарить голой рукой в горячих угольках моего костра. Вскоре он нашел
белый камень, который был раскален докрасна (по крайней мере таким он
казался при свете костра), и, внимательно осмотрев его, сунул его себе в
рот. Затем он выискал в другом костре черный камень и поступил с ним таким
же образом. Потом мне осталось в памяти, что костры, совершенно уже