"Генри Райдер Хаггард. Дева Солнца" - читать интересную книгу автора

подобными принадлежностями моего ремесла.
И вот я, Хьюберт, охваченный страхом, хотя и не за себя, и чувствуя то
волнение в крови, которое естественно испытывает человек моих лет перед
предстоящей ему первой битвой, бросился к этому дому, но на мгновение
задержался у большого вяза, растущего у входа; его нижние ветви были
спилены, чтобы не заслонять окна от света, Я очень хорошо помню этот вяз,
прежде всего потому, что, когда я был ребенком, в его дупле гнездились
скворцы, и я вырастил одного из птенцов в сплетенной из прутьев клетке и
научил его говорить. Он прожил у меня несколько лет. Он стал таким ручным,
что часто сопровождал меня, сидя у меня на плече, пока наконец в одну их
моих прогулок за город его не спугнула кошка, и прежде чем я успел его
поймать, он стал добычей ястреба; впоследствии я отомстил за него, застрелив
этого ястреба из лука.
Я помню старый вяз еще и потому, что в то утро, когда я остановился
возле него, я заметил, какой он густой и зеленый. А на следующее утро после
пожара я вновь увидел его - обугленным и почерневшим, с завявшей, опаленной
листвой. Этот контраст запечатлелся в моей памяти, и всякий раз, когда я
вижу, как удача и процветание сменяются разорением, или жизнь - смертью, я
всегда вспоминаю этот вяз. Ибо именно такие мелочи, которые мы видели сами,
а не то, о чем пишут и рассказывают другие, помогают нам оценивать и
сопоставлять события.
Причина, побуждавшая меня спешить к этому дому, заключалась в том, что
в нем жила моя вдовствующая мать. Зная, что появление французов означает зло
и бедствия, ибо пролетевшая у меня над головой стрела, а может быть, и
донесшиеся с одного из кораблей обрывки брани не предвещали ничего
хорошего, - первое, что я решил сделать, это увести мать в какое-нибудь
безопасное место. Это было нелегко, так как с возрастом моя мать сильно
ослабела, и я невольно остановился, чтобы представить себе свои возможные
действия. Впрочем, вторым, что задержало меня у вяза, была мысль о том, как
бы не слишком испугать ее своим сообщением. Обдумав все это, я вошел в дом.
Дверь вела в общую комнату с низким оштукатуренным потолком,
покоившимся на крепких дубовых балках. Там я и застал мою мать. Она стояла
на коленях, придерживаясь рукой за край стола, на котором все было
приготовлено к завтраку: жареная сельдь, холодное мясо и кружка эля. По
своему обыкновению, мать молилась; она была очень религиозна, хотя и на
новый лад, ибо следовала проповеднику по имени Уиклиф*, который в те дни
будоражил и смущал Церковь. Видимо, она уснула во время молитвы, и я с
минуту молча смотрел на нее, не решаясь ее разбудить. Даже в старости (я
родился, когда она прожила в замужестве лет двадцать, если не больше) она
была очень красивой женщиной, с белыми волосами и тонкими чертами лица,
говорившими о благородной крови: она была более высокого происхождения, чем
мой отец, и поссорилась со своей родней, выйдя за него замуж.
______________
* Английский реформатор XIV в., теолог, переводчик Библии на
английский язык (прим. пер.).

При звуке моих шагов она очнулась и увидела меня.
- Странно, - сказала она. - Я уснула за молитвой, а ночью почти не
спала - как бывает со мной, когда ты уходишь в море, да простит меня Бог; и
мне приснилось, будто нас ждет какая-то беда. Не брани меня, Хьюберт. Ведь