"Генри Райдер Хаггард. Луна Израиля " - читать интересную книгу автора

обоих смешалась на ступенях храма.
- Суд завершил свое дело, - сказал принц. - Воины, проследите, чтобы
эту женщину проводили обратно к ее народу и вместе с нею отправили тело ее
отца для погребения. И помните, что вы отвечаете своей жизнью за то, чтобы
ее не оскорбляли и чтобы с ней не случилось ничего плохого. Писец Ана,
пойдем вместе в мой дом, - я хочу поговорить с тобой. И пусть стража пойдет
впереди и вслед за мной.
Он поднялся, и все присутствующие склонились перед ним. Когда он
повернулся, чтобы уйти, Мерапи упала перед ним на колени, говоря:
- О справедливейший принц, отныне и навсегда я буду тебя слушать!
Мы двинулись в путь, и, когда мы покинули рыночную площадь и
направились ко дворцу принца, я услышал позади гул голосов; одни одобряли,
другие осуждали действия Сети. Мы шли в молчании, нарушаемом лишь
равномерными звуками шагов сопровождавших нас стражников. Вскоре луна зашла
за тучу, и вокруг стало темно. Потом из-за края тучи вдруг вырвался луч
света и протянулся, прямой и узкий, через все небо. Принц смотрел на него
некоторое время и потом сказал:
- Скажи мне, Ана, что напоминает тебе этот лунный луч?
- Меч, о принц, - ответил я, - простертый над Кеметом рукой какого-то
могущественного бога или духа. Смотри, вон его клинок, с которого будто
падают облачка - капли крови; а вон там - рукоять из золота, и смотри, под
ним лицо бога. Огонь струится из его глазниц, а чело его мрачно и ужасно.
Мне страшно - сам не знаю отчего.
- У тебя душа поэта, Ана. Однако я вижу то же, что и ты, и я уверен,
что какой-то меч возмездия действительно поднят над Египтом за все его
злодеяния; этот луч - его символ. Видишь? Он как будто вот-вот упадет на
храмы богов и на дворец фараона и рассечет их надвое. А теперь он исчез, и
ночь стала похожа на все ночи с сотворения мира. Пойдем ко мне и поужинаем.
Я устал, мне нужно подкрепиться едой и вином, - как, впрочем, и тебе после
схватки с этим мерзким убийцей, которого я отправил куда следовало.
Стражники приветствовали принца и были отпущены. Мы поднялись в личные
покои принца, где его слуги обрядили меня в одежды из тонкого полотна, после
того как искусный домашний врач обработал ссадины и порезы на моем теле и
наложил повязки, пропитанные бальзамом. Затем меня провели в маленький
трапезный зал, где меня ожидал принц, - словно я был почетным гостем,
пришедшим сюда из Мемфиса со своими товарами, а не бедным писцом. Он
заставил меня сесть по правую руку от себя и даже придвинул мне стул, чем
привел меня в смущение и замешательство. Как сейчас помню этот стул с
кожаным сиденьем: его подлокотники кончались сфинксами из слоновой кости, а
на спинке из черного дерева, в центре овала, было инкрустировано имя
великого Рамсеса, которому этот стул некогда принадлежал. Подали кушанья -
только два блюда, и те самые простые, ибо Сети не был охотником до еды, - и
к ним вино, восхитительнее которого мне никогда не доводилось пробовать. Нам
прислуживал молодой нубиец с очень веселым лицом.
Мы ели и пили, и принц расспрашивал меня о моей работе в должности
писца и о сочинении рассказов, что, по-видимому, очень его интересовало.
Можно было даже подумать, будто он ученик в школе, а я - учитель, так
смиренно и так внимательно выслушивал он все, что я говорил о моем
искусстве. О делах государства или об ужасной кровавой сцене, которую мы
только что пережили, не было сказано ни слова. Под конец, однако, после