"Олег Хафизов. Феликс " - читать интересную книгу автора

говорю себе: если я его сейчас брошу, он начнет, как всегда приставать с
чтением стихов к прохожим жлобам, его изобьют и ограбят, а я буду отвечать
(перед собственной совестью). На самом деле это означало, что мне самому
тошно и я не прочь выпить. В то же время я не мог не понимать разницу наших
состояний: легкий допинг для меня стал бы для него, с его многодневным
запоем, убойной дозой.
Трезвый пьяного не разумеет. Должно было случиться самое неприятное
застольное сочетание, когда совершенно свеженький, прямо с грядки,
собутыльник попадает в компанию уже раскисшего, разбухшего, разбрюзшегося
товарища. Вместо того, чтобы напиваться синхронно.

Первое впечатление при виде Стасова - обошлось. Стасов без очков,
покорябанный, зябкий, но бодренький, шустрый. Мы заходим в павильон, где
торгуют водкой, заказываем по сто пятьдесят в пластиковых стаканчиках, пакет
томатного сока - и все. Ничего страшного.
Продавщица смотрит поставленный на холодильник черно-белый телевизор, в
котором кривляется какой-то сверхмодный педераст, рядом читает нашу газету
ее мордастый напарник в несвежем халате.
Единственный посетитель за противоположной стойкой - бритый малый лет
двадцати четырех, в спортивных штанах с лампасами и пластиковой куртке с
названием американской бейсбольной команды, - малый как малый, из тех, кто
поджидает, пока очередной клиент нагрузится, идет следом, бьет по голове и
отнимает деньги.
После первой я понимаю, что переоценил состояние Стасова.
Бодрость его сродни агонии. Его развозит на глазах. Через стойку он
начинает доматываться до продавщицы - бабы лет сорока типа моих бывших
одноклассниц, которые не отличают сериалы от жизни и думают, наверное, что
все эти донпедры и простомарии существуют где-то на самом деле.
- Девушка, а хотите послушать стихи? - домогается Стасов.
Продавщица даже не считает нужным его отшить. Видала она таких поэтов.
Ее напарник отрывается от газеты, внимательным взглядом охватывает всю сцену
и спокойно возобновляет чтение. Полагаю, с его точки зрения любые очкарики
совершенно безвредны. Интересно, что бы он о нас подумал, если бы узнал, что
его чтиво создано нами?
Наверное, для таких персонажей создатели газет - какие-то абстракции
наподобие героев сериалов. Везде и нигде. Моя квартирная хозяйка, к примеру,
считала, что может мне доверять потому, что я работаю в газете, а туда кого
попало не берут. Она удивилась и прямо-таки взбесилась, узнав, что в
моральном отношении я мало отличаюсь от ее мужей-братьев-сыновей. Она как
будто все ожидала от меня какого-то коленца: все-таки живой писатель. И она
его получила, когда я поколотил ее сына!
Задумавшись, я упускаю из поля внимания Стасова, и тут происходит самое
для меня неприятное. Он переключается на малого в лампасах.
- Эй, братан! - кричит он через зал. - Ты, ты, к тебе обращаюсь!
Хочешь сотку?
Лампасник мне не страшен, и все же я бы лучше его не трогал.
Неизвестно еще, справлюсь ли с ним я, а Стасов - точно не справится.
И не потому, что слаб. Стасов невысок, но жилист, мускулист, вынослив
как лыжник. Но он - прирожденная жертва. Он из тех людей, которые почему-то
биты постоянно, всеми, в любых ситуациях.