"Елена Хаецкая. Тролли в городе" - читать интересную книгу автора

- С кем?
- С заключенными.
- Если она тюремщица, то оно и понятно, - сказал я.
- Она не тюремщица, - возразил он. - Она запретила так себя называть, а
Алия ничего не запрещает без смысла. В этом отношении она мало похожа на
обыкновенную женщину.
- Судя по твоим рассказам, она вообще не похожа на обыкновенную
женщину.
- Она красавица, - сказал Гемпель угрюмо. - Но и на обыкновенную
красавицу она не похожа... Вообще ни на кого.
- А на кого, в таком случае, она все-таки похожа? - не отставал я.
- На тюремщицу, - ответил Гемпель. - Эти заключенные... Я думаю, они
просто взяли название. Заключенные. Те, кто куда-то заключен. Под ключ.
Некоторые филологические изыскания, даже те, которые обнажают самое
заурядное явление, давно лежащее на поверхности, вроде высказанного
Гемпелем, производят на меня сильнейшее впечатление. Тысячу раз я употреблял
эти слова: "ключ", "заключенный", - и никогда мне в голову не приходило, что
они однокоренные и вообще как-то связаны.
Странно все это.
Должно быть, западный ветер так действует. Западный ветер на
Васильевском.
- Они заключены внутри чуждых им телесных оболочек, - продолжал
Гемпель. - В этом смысл термина. Помнишь, я говорил тебе о том, что тело и
душа всегда взаимосвязаны?
- А как же Квазимодо? - блеснул я познаниями. - Он был безобразен, но с
прекрасной душой.
- Его душа была искалеченной и немой, - ответил Гемпель и усмехнулся. -
Я об этом тоже думал. Особенно после встречи с прозерпинианами. Душа и тело
взаимовлияют, в этом лично у меня нет ни малейших сомнений. А ты просто
поверь на слово.
- Угу, - сказал я.
- В тех случаях, когда душа прозерпинианина оказывается в чересчур уж
чуждой для себя материальной оболочке, - задумчиво изрек Гемпель, - что-то
происходит и с душой, и с телесной оболочкой. Ты заметил, конечно, что одни
прозерпиниане - обитатели второго слоя, или, если угодно, Земли-два, -
выглядят более-менее привычно для человеческого глаза...
- Ты имеешь в виду горбатых карликов, обезьяно- и лемуроподобных
уродцев и колченогих кривобоких калек? - вставил я.
Гемпель кивнул.
- Именно их. Они ведь все-таки похожи на людей. Пусть изуродованных
генетическими мутациями, пусть очень некрасивых и отталкивающих, но все же
людей.
Мы миновали Андреевскую церковь, возле которой тусовались два
человекообразных субъекта с дергающимися плечами и мокрыми бородами. Я вдруг
поймал себя на том, что не могу сейчас определить, к какому разряду отнести
их. Земляне они или прозерпиниане? И если прозерпиниане, то должен ли я
презирать их за столь низкое падение? А если они земляне, дает ли это право
мне относиться к ним с пренебрежением? Может быть, нахождение на границе
вообще открывает для развития человеческой личности такие возможности, каких
она прежде за собой не подозревала?