"Олдос Хаксли. Писатели и читатели" - читать интересную книгу автора

обладают свободой слова, а их читатели ─ свободой выбора. Там есть лишь один
пропагандист ─ само государство.

То, что всесильные правители, нередко прибегающие к террору, являются
одновременно и самыми активными пропагандистами в истории, на первый взгляд
кажется парадоксом. Но со штыками можно делать что угодно ─ только сидеть на
них нельзя. Даже отъявленный тиран нуждается в поддержке своих подданных,
иначе его сбросят с престола. В первую очередь пропаганда диктатора направлена
на то, чтобы узаконить его власть в общественном мнении. Правительствам с
большим стажем нет нужды доказывать свою законность. Благодаря долгой привычке
людям кажется УестественнымФ, что они живут при абсолютной или конституционной
монархии, что ими правит президент республики, или главный архиепископ, или
несколько избранных родов ─ тут варианты бывают самыми разнообразными. Однако
новые правители должны доказать, что они не узурпировали свой титул и не
просто отняли власть у своих предшественников, а имеют на нее некое высшее
право. Как и любое другое преступление, узурпация стремится оправдать себя в
рамках уже принятой системы ценностей ─ именно той самой, которая и заклеймила
ее как преступление. Например, в Италии в четырнадцатом и пятнадцатом веках
были два признанных держателя политической власти ─ Империя и Церковь. Поэтому
люди, путем насилия и обмана захватившие власть в каком-либо городе, спешили
объявить себя законными церковными наместниками или наследственными имперскими
воеводами. Для успешного установления тирании им нужны были титулы и видимость
общепризнанной власти. Со времен Французской революции право на власть перешло
к Народу и Нации. Когда современным деспотам требуется узаконить захват
власти, они пользуются лексиконом национализма и той гуманистической
демократии, которую сами же подавили. С помощью своей пропаганды они
доказывают, что их режим направлен на благо народа или, если экономическая
ситуация явно противоречит этому утверждению, что он идет во благо мистической
целостности, отличной от составляющих ее индивидуумов и превосходящей их, то
бишь Нации. Но абсолютному диктатору мало общественного признания законности
его правительства; он требует от своих подданных, чтобы они думали и
чувствовали одинаково, и ради этой цели пускает в ход все пропагандистские
ухищрения. В среде первобытных народов имеет место полная психологическая
однородность. Но для такой однородности необходимо следующее: во-первых,
популяция должна быть небольшой, во-вторых, она должна существовать в изоляции
благодаря либо географическим причинам, либо исключительности местной религии,
и в-третьих, ее система производства должна быть более или менее
неспециализированной. Европейские диктаторы могут хотеть, чтобы их народ был
однородным, как меланезийское племя, и добиваться от своих подданных
покорности австралийских аборигенов. Но рано или поздно обстоятельства скажут
свое слово. Пятьдесят миллионов людей разных профессий не могут жить вместе,
не проявляя своих естественных различий. Вдобавок, ни один диктатор не может
полностью изолировать себя от контактов с внешним миром, как бы ему этого ни
хотелось. Отсюда следует, что в конце концов его ждет неизбежное поражение.
Однако он уверен по крайней мере в неполном, временном успехе. Диктаторская
пропаганда требует покорности и значительных жертв ─ в частности, финансового
характера, ─ но за это стремится убедить человека в том, что как представитель
избранного народа, расы или класса он лучше всех прочих людей, населяющих
земной шар; она заглушает его чувство собственной неполноценности суррогатным
величием коллектива, дает человеку основания для высокой самооценки и