"Леон Гвин, Зигфрид Тренко. Тридцать третий ход (Сб. "Хрустальная медуза")" - читать интересную книгу автора

почивает на другом конце доски. И ни одного шаха!
Ход белых. Ход черных.
Все правильно. Форсированный проигрыш.
Неужели Лопес рассчитал все, еще перебрасывая короля с фланга на фланг?
Бросьте! Этого он не мог, это ходов за пятнадцать было, тут и электронная
машина лопнет.
Ход белых. Ход черных.
Правильно. Шахматы - игра жесткая. Опелс усвоил это с юных лет, еще
когда работал в глухой провинции, в заштатном городишке. Был там такой
дядюшка Альфонс. Что ни день, в любую погоду он играл с адвокатом
Пумпишем. Каждый ход доставлял дядюшке Альфонсу неизъяснимое наслаждение.
Тараща свои ясные детские глаза, он приговаривал: "Вот это хитро! Вот это
номер! Ох и жук же ты голландский, Пумпиш, ох и жук!" Пумпиш клал выигрыш
в кожаный кошелек. "Дружба дружбой, а денежкам счет, - пояснял он. - Для
тебя это, может, искусство, а для меня - жесткий шах-мат".
Ход белых. Ход черных.
В нем нарастало раздражение. Он понимал, что проигрывает первым, раньше
него в этом туре никто не успеет проиграть. Заноза в самое сердце! "Открыл
свой счет... с нуля".
Ход белых...
Стоп. Подождешь маленько. Ишь, налетел. Словно ураган. Тебе еще
придется выслушать, Лопес, что я скажу после этой партии: "Если бы вы,
молодой человек, - скажу я тебе, - играли по всем правилам и вели себя,
как подобает, вы бы никогда у меня не выиграли..."
- Все, пора ему слезать с крыши... Конь це-четыре дэ-шесть шах!
- Конь... как-как?
- И ферзь е-пять эф-шесть шах!
- Крышка гроссу!
Где судья?.. Неужели нельзя призвать к порядку этих любителей!.. Куда
мы катимся, я вас спрашиваю?
Он не сделал последнего хода. Подперев кулаком щеку, гроссмейстер сидел
неподвижно: со стороны могло показаться, что он составляет задачу "мат в
два хода" для шахматного уголка какого-нибудь журнала.
На его часах упал флажок. Партия завершилась на тридцать третьем ходу.
Где этот Лопес? Фу, как невежливо! Даже руки не подал... Откуда-то
донеслась непонятная фраза: "И тогда я с помощью тумбы и трех коней начал
разделывать его под орех, и на тридцать третьем ходу он загнулся".
Опелс отошел к окну. Его бледное дряблое лицо вмерзло в черный квадрат.
Не слышно было ни завывания ветра, ни шума дождя. Внизу, в ангельской
тишине, прогромыхал трамвай.
Наутро ему позвонил гроссмейстер Рикшис.
- Физкультпривет, дорогой! Болеем? Или режемся? Может, с переносом?..
- Режемся. Французскую, как договорились.
- Слушай. Давай испанку!
- Что? Почему?.. Почему испанскую?
- Тут у меня получилась красивая штучка. Вечняк двумя конями в левом
углу.
- Тремя конями... В углу?!.
- Что ты мелешь! Со сна не очухался? Вечный шах, говорю, двумя
конями... а перед этим жертва двух ладей. Шедевр! Потянет на приз за