"Валерий Гусев. До осеннмх дождей... (Повесть про милицию)" - читать интересную книгу автора

Петром Алексеевичем. Знакомясь, он так и представлялся: "Петр Великий". А
иногда, если было к месту или возникала необходимость усилить впечатление,
которое хотел произвести, добавлял, что у его колыбели, как у одного из
героев Жюля Верна, стояли две крестные - фея Приключений и фея Удачи.
Многим, особенно девушкам, нравились его легкие шутки. Нравился он
сам: спокойный и уверенный в себе, чуть ироничный и в то же время
дружелюбный, много повидавший - "интересный мужчина" с сединой в густых
волосах, с твердыми складками вокруг рта, с каким-то нечистым, но влекущим
обаянием.
В Синеречье он приехал отдохнуть, "вновь обрести душевное равновесие,
утерянное в ратных делах и бурях житейских". Перетаскивая из машины вещи,
приезжий подробно объяснял все это глухому деду. Дед кивал головой, ахал,
всплескивал руками, как будто все слышал и понимал - с ним давно уже никто
не разговаривал так уважительно и долго.
- Дедушка, - говорил приезжий, щелкая замками чемоданов, - а девицы,
которые стоят греха, у вас есть?
Дед, обрадованный, что хоть что-то, как ему казалось, понял, кричал:
- Есть, милый, есть! И рыбка еще водится, и гриба нынче много брали,
а в Аленкиной пойме нонешним летом так вовсе козу дикую застали!
- Эх, дед, неинтересный ты собеседник...
К вечеру, устроившись и разобрав вещи, приезжий вышел на улицу -
осмотреться, познакомиться. Он напоказ - в отглаженном костюме, при шляпе
и трости, с плащом через руку - прошелся селом, обходя или легко
перепрыгивая лужи, заглянул в магазин и со всеми поздоровался, постоял у
афишки клуба. Походил и вокруг церкви, осмотрел ее с большим вниманием:
вежливо и красиво, сняв шляпу, поклонился выходящему из придела священнику
- отцу Леониду. Затем спустился к реке, оглядывая дали, дыша полной грудью
и разводя руками в немом восторге.
Здесь его и застали три дружка, три старших школьника - лоботрясы
Кролик, Колька Челюкан и Мишка Куманьков. Поначалу они, умышленно не
обращая на него внимания, занялись под кусточком "недобитым пузырьком",
который Мишкин отец не осилил накануне, - благо знали, что участкового нет
в селе. А потом им показалось, что приезжий выбрал место удобнее, мешает
им, и вообще - делать ему здесь нечего. "На задир", как обычно, послали
Мишку. Тот скоро вернулся, отряхивая одной рукой спину, другой зажимая
оплывающий глаз.
Дружки с готовностью поднялись. Васька-Кролик, который вовсе на
кролика похож не был, а был вылитый поросенок, даже говорил, как
похрюкивал, поднял с земли пустую бутылку. Колька расстегнул телогрейку и
сдвинул ее немного с плеч. Ученый уже Мишка, горя местью, но и побаиваясь,
держался поодаль.
Подошли. Пошел разговор. Приезжий держался спокойно, улыбался - без
страха и не с презрением, а как-то по-доброму, снисходительно.
Мишка подкрался сзади, лег за его спиной. Старый фокус не прошел:
приезжий, не снимая с лица улыбки, не оборачиваясь, ударил назад ногой -
Мишка откатился, скорчился, прижимая руки к животу, завыл. Великий резко
перехватил руку Кролика с бутылкой, вывернул ее и коротко влепил ему в
челюсть. Тут же Колька Челюкан почувствовал, что две сильные руки взяли
его за ворот телогрейки и что ноги его отрываются от земли. Сделав в
воздухе пол-оборота, он тяжело, пузом, шлепнулся на землю, полежал, встал