"Валерий Гусев. Шпагу князю Оболенскому! (Повесть про милицию)" - читать интересную книгу автора

Дубровнический участковый подобрал Якову для работы комнатку, в
которой стояли два столика (на одном из них - поменьше - пишущая машинка с
"заиканием"), в углу - маленький несгораемый шкаф, а вдоль голых
бревенчатых стен выстроились десятка полтора старых стульев. На внутренней
стороне двери, приколотый кнопками, висел плакат, призывающий хватать за
руку расхитителей социалистической собственности: расхититель, жиденький,
но с громадной лапой, которую вовремя перехватил мозолистой рукой суровый
дружинник, грустно смотрел, как с его ладони веером сыплются пачки денег и
катятся какие-то шестеренки: надо полагать, дефицитные запчасти к
автомашинам.
- Ну начнем, пожалуй, - деловито проговорил Яков, когда мы выбрали
себе стулья покрепче. - Прежде всего мне нужен подробный рассказ о
вчерашнем дне. Прямо с утра и до того момента, как ты вызвал милицию.
Сможешь? Прекрасно! Садись за машинку и валяй. А я пока накидаю план нашей
работы. Кстати, упомяни-ка тот самый телефонный звонок, который - с
кладбища. Ну все - начали.
Я сел за машинку. Одна буква в ней западала, и каждый раз приходилось
откидывать ее пальцем. Это меня раздражало. Но работа пошла быстро.
Слишком свежи были события вчерашнего дня - последнего спокойного дня в
Дубровниках.
Привожу здесь, разумеется, не в протокольном варианте свою запись.


"В среду, с утра, часов до 11, я работал в номере. Потом, узнав у
Оли, где мне искать Староверцева и Сашу, пошел к ним, поскольку мне
требовались еще кое-какие детали к очерку. Кстати, Оля в шутливой форме
обещала мне, что сегодня ночью ко мне в номер придет легендарный князь
Оболенский.
Вообще ничего особенного днем не произошло, ничто не предвещало
такого жуткого его завершения. Правда, мы немного шутя повздорили с Сашей,
но, по-моему, это никакого отношения к делу не имело.
В каретном сарае было сумрачно, потому что свет проникал только через
одно запыленное окошко, находящееся высоко над воротами. В глубине сарая
стояли коляски, экипажи, узкие, разрисованные цветами сани.
Полуразвалившиеся, ободранные, они все равно радовали глаз своим
изяществом и легкостью. В сторонке громоздилась бесколесная карета на
стоячих рессорах с опущенными окнами и раскрытым багажным ящиком. Рядом с
ней ютилась какая-то статуя, по-моему, одна из Венер. Она скромно
пряталась в уголке, стыдясь своей пыльной наготы.
Саша сидел в маленькой коляске и, согнувшись, что-то делал в ней. Я
окликнул его.
- Садитесь, господин хороший, - шутливо проворчал он. - Я тут у ей
карманы починяю. Барин все ездют и ездют, а починять вовсе недосуг. Вот и
вы бы подмогнули, чем бумагу зазря портить.
Слово за слово, и мы договорились до того, что я безжалостно высказал
свое отношение к легенде об исчезновении моего знаменитого однофамильца, а
Саша в ответ заорал:
- Да как вы смеете? Вам это так не пройдет. Вызываю! Нет, не вызываю
- я буду иметь наслаждение мстить вам!
На наши вопли прибежал испуганный Староверцев и "во избежание