"Валерий Гусев. Шпагу князю Оболенскому! (Повесть про милицию)" - читать интересную книгу автора

что ж не пострелять.
- Конечно, - легко согласился Саша. - Так просто пострелять веселее,
чем в людей-то.
- А я в людей не стрелял, - рассердился Волков. - И вообще, больше в
рукопашную рвался. Раз только в ней сошлись, а до сих пор помню. Бежит он
на меня, ошалел совсем, рот разинул: орет. Я ему стволом - патроны-то
кончились, а перезарядить некогда - прямо в пасть и сунул, так он и
подавился.
Саша, вначале слушавший с интересом, передернулся. Волков заметил это
и мягко сказал:
- На то и война, Сашок.
- Ну и вовсе не на то!
- Уж ты-то что знаешь про войну? - мрачно уронил Волков и повесил
автомат на место. - Поторопи Самохина, обед скоро.
Саша отошел, и мне было слышно, как он что-то объяснял Самохину и как
тот громко спорил:
- Очень прекрасно! Мне ящики таскать, а ему гвоздики тюкать? Очень
прекрасно!
Саша обреченно махнул рукой и вернулся ко мне. Самохин плелся за ним,
бубнил про тяжести и жаловался на здоровье.
- Ух ты! - остановился он, заметив фотографию. - Ты гляди-ка, ну
прямо...
- Слушай, - прервал его Саша. - Иди отсюда.
Самохин при всей своей нахрапистости Сашу, видимо, побаивался. Он
потоптался на месте и, ворча что-то, побрел к выходу. Длинноволосый,
неопрятный, в коротких расклешенных брюках, обтягивающих толстый зад, он
был похож на приземистую женщину.
Я повернулся к Саше. Он с такой ненавистью смотрел Самохину вслед,
что мне стало не по себе.


Мы вышли на берег реки. Холодная, тускло блестящая, она лениво
выползала из темных, по-осеннему хмурых лесов. Бакены с нее уже сняли.
Прибрежные кусты с тихим шорохом, похожим на шум дождя, сыпали в воду
сухие листья, и они медленно плыли вдоль берега маленькими желтыми
корабликами. А за рекой деревья стояли уже почти голые, и в чистом осеннем
воздухе их тоненькие серые веточки казались прозрачным дымком, легко
тянувшимся откуда-то из глубины лесов. И беззвучно метались озабоченные
своими делами, встревоженные галки.
- Нравится вам у нас? - спросила Оля. Она стояла, держа Сашу под руку
и положив голову ему на плечо. - Уютно, правда?
Неожиданный порыв ветра взметнул ее волосы и бросил их Саше в лицо.
Оля засмеялась, а он покраснел и начал что-то смущенно бормотать.
- Что, что? - с улыбкой переспросила Оля. - Что ты ворчишь?
Саша все больше нравился мне. Я скоро понял, что при внешней
задиристости он был человеком мягким и скромным. Его ехидные реплики уже
не смущали меня. И если вначале мне показалось, будто он готов смеяться
буквально над всем, то позже я убедился, что его задиристость имеет вполне
определенную направленность: Саша органически не терпел самой безобидной
лжи, и мгновенно ощетинивался даже на маленькую, почти незаметную фальшь.