"Лев Гурский. Опасность " - читать интересную книгу автора

назвался именем всеми забытого итальянского марксиста Антонио Лабриолы, я
понятия не имел. Да и вообще: до февраля нынешнего года хипповатые
последователи пророка Клюева были любопытны только журналистам, но никак не
нашему ведомству. К тому времени свобода сходить с ума каждому и по-своему
Комитетом абсолютно не ограничивалась. Хочешь называть себя пророком, живым
Богом или внучатым племянником Девы Марии - пожалуйста. За сход лавин и съезд
крыш Лубянка ответственности не несет.
Тревогу забили только тогда, когда обезумевшие от горя родители
оранжевых хипарей стали обивать пороги соответствующих служб со слезными
просьбами вернуть их мальчиков (девочек), попавших в сияющие лапы
Клюева-Лабриолы. Первоначально криминал в действиях бывшего официанта отыскать
было довольно трудно: паства приходила к пророку сама, насильно не удерживалась
и добровольно оставалась при Лабриоле, проводя досуг за пением, странными
молитвами и раздачей портретиков-листовочек. Первые подозрения возникли, когда
несколько оранжевых мальчишек были похищены отчаявшимися родителями прямо с
мест дислокации секты и доставлены в Кащенко. Эксперты обследовали пареньков с
помощью тестов и высказали предположение, что религиозный транс может быть
искусственного происхождения, поскольку такого рода гипноблокаду удерживают
только сильные нейролептики. Тем временем оранжевые предприняли в Москве
несколько громких акций, самыми заметными из которых были попытки сорвать
службу в Елоховском соборе и вступить в прилюдную перебранку со
священнослужителями. В Богоявленской церкви паства Клюева-Лабриолы попыталась
осквернить алтарь, и дважды оранжевые выдвигали заслоны из собственных тел на
пути крестного хода. А еще были прискорбные инциденты в Мытищах, в Сергиевом
Посаде, в Волоколамске и в Клину...
Когда генерал Голубев с мрачной гримасой вручил мне. тощенькую папку с
надписью "Лабриола", внутри палки бултыхалось только с десяток родительских
жалоб-криков, несколько милицейских протоколов и то самое заключение экспертизы
насчет применения нейролептиков, которое, впрочем, было предположительным.
Сережа Некрасов, к которому я неофициально обратился за содействием, виновато
признал, что значительная часть больших транквилизаторов обладает целым рядом
до конца не изученных побочных действий, причем в девяноста процентах из ста
факты нерегулярного использования гражданами нейролептиков на лабораторном
уровне зафиксировать под протокол нельзя. Результаты будут всегда спорными, то
есть недостаточными для предъявления обвинений. "Очень мило, - сказал тогда я
Некрасову. - Чего же стоит вся ваша хваленая наука?" На что Сережа, помню, без
колебаний ответил: "Наука, Макс, умеет много гитик.
Но "много" не означает "все"..." Поняв, что медицина бессильна, я
попытался зайти с другой стороны. Две проблемы заинтересовали меня: финансовые
возможности Лабриолова братства и несколько любопытных совпадений, которые
могли быть случайными. Или не случайными. Я достоверно выяснил, что никто из
будущих оранжевых, поступая к Пророку, не делал никаких пожертвований в фонд
братства, и было совершенно необъяснимо, откуда же брались огромные средства на
содержание многотысячной паствы (кормил-поил оранжевых Лабриола на свои, что
неизбежно влетало в копеечку даже при том, что кушанья были явно не из
"Националя"). Кроме того, производство листовок, рекламирующих Конец света и
самого Сияющего Клюева, требовало еще больших затрат - и тоже абсолютно было
неясно, откуда Лабриола брал деньги. Не откладывал же он, в конце концов, в
кубышку все чаевые, полученные им за десять лет беспорочной службы в ресторане?
Среди совпадений самым интересным оказалось то, что наибольшую