"Ольга Гурьян. Край Половецкого поля " - читать интересную книгу автора

- Ты, Вахруша, не пугайся. Не всякому слову верь, миленький. На то она
сказка - страшно, да складно. Уши развесишь, в рот муха залетит...
Так они живут, неделю живут, две живут. Глянь, и месяц прошел. У
Ядрейки нога зажила, как прежде цела стала: хочешь - пляши, хочешь -
кувыркайся. Пора уходить.
Уж весна настала, солнышко землю пригрело. Уж Вахрушкин отец, наверно,
домой возвратился, лошадь купили, в поле пашет, бороздки пометывает, золотое
зерно пригоршней раскидывает. Пора и Вахрушке в путь собираться.
Простились они с Ягушей, пирогов-подорожников она им напекла. Ушли.
Идут они, идут, дорогой незнакомой. Вахрушка спрашивает:
- А скоро мы к мамке вернемся?
- Всему свое время, - говорит Еван. Опять они идут, идут. Вахрушка
спрашивает:
- Мне домой пора. До весны обещались. Отпустите меня!
Еван вздохнул, да так-то глубоко и жалостно. От того громкого вздоха по
траве трепет пробежал.
Вздохнул Еван, наземь сел, руки на колени уронил, заговорил:
- Ох, сердце мое глупое да участливое. Теленку бы такое сердце под
стать, а не мне, старому дураку. Всякий-то меня разжалобит, всякого я
приголублю. Пятый десяток но земле ступаю, а к людской злобе и обману
привыкнуть не могу. Пригрел я змееныша на своей груди, червя ползучего в
сафьяновые сапожки обул! До весны, говоришь, обещались? Так ступай к своей
мамке, не терзай меня, уходи поскорей с моих глаз долой!
Так он горестно причитал и невидимую слезу кулаком растер, а Вахрушка
от таких речей совсем растерялся и только спросил:
- Да что ж я сказал такого?
А Еван говорил все печальнее:
- И как у тебя язык повернется еще спрашивать? Разве я не заботился о
тебе, как добрый отец о сыне, а ты покидаешь меня в горе-несчастье. Все наше
добро потеряли мы у боярина, остались нагие и нищие. Как нам убытки
пополнить? Ты уйдешь, кто в дудку дудеть будет? У меня не три руки, не могу
я и в барабан бить, и в свирель свиристеть. А без дудок и веселье не то и
люди нам скупей подавать станут. А Ядрейка! Нога-то у него больная, а
придется ему плясать без отдыха, без передышки. Разве у него сил хватит?
Только осталось нам с Ядрейкой лечь на сырую землю под ракитовым кустом и
богу душу отдать!
Ядрейка плечами пожал и тихонько присвистнул, а Вахрушка, вконец
оробев, чуть не плача, тонким голосом говорит:
- Я бы остался еще немножко, да мать меня ждет.
- Остался бы? Мать, говоришь, ждет? - говорит Еван задумчиво и
медлительно. - Это похвально, что ты о матери беспокоишься. Это ты хороший
мальчик! Но я твоему горю могу помочь.
Ядрейка шею вытянул, глаза перекосил, слушает, что дальше будет.
- Мы твоей матушке письмо пошлем, - говорит Еван.
- Письмо? - говорит Вахрушка. - Да кто ж его напишет? Да как мы его
пошлем? А получит она его и прочесть не сумеет.
- Я напишу! - говорит Еван и в грудь себя ударяет. Тут Ядрейка фыркнул
и пробормотал:
- Ишь грамотей нашелся.
Но Еван не обратил внимания и продолжал: