"Георгий Гуревич. Опрятность ума" - читать интересную книгу автора

глазами набрякли мешки. Юля даже пожалела бы его, если бы он не принес
зачем-то пышный букет астр. Она не любила эти цветы, крикливо-яркие, вялые и
непахучие. Букет был неумеренно велик, и няньки, которые пасли бутузов,
копавшихся в песочке, глядели на Юлю неодобрительно: вот, мол, бездельница,
пришла среди бела дня на свидание к денежному старику.
Отец начал рассказывать о своей работе. Он занимался нейрофизикой,
любил свое дело и на прежних встречах старался заинтересовать Юлю. Сейчас он
сказал прямо, что раскрываются перспективы. Видимо, в ближайшем будущем
тайны мозговой деятельности станут понятны. Но работы невпроворот, он уже
стареет, хотелось бы оставить помощников, продолжателей... и как приятно
было бы, если бы одним из продолжателей стала собственная дочь.
Но Юля ответила решительно, что она свою специальность выбрала не
случайно, не куда попало подавала, лишь бы конкурс поменьше. Ее интересует
не мозг, не нервы, а люди как целое: чувствующие, думающие, растущие. Дети
занимают ее, а не клеточки их мозга под микроскопом.
Тогда отец заговорил о другом - о личных Юлиных удобствах. Он живет на
даче один, три комнаты на одного. Чистый воздух, лес рядом, а до метро всего
сорок минут. Выдался свободный час - встала на лыжи, от самой калитки лыжня.
В доме Юля будет полной хозяйкой, и вместе с тем отец рядом. Не
одна-одинешенька, в трудную минуту поддержка.
Юля молчала, прислушиваясь к шушуканью нянек. Скорее бы кончился этот
томительный разговор, все равно не хочет она к отцу на дачу. И букет жег ей
руки: она положила цветы на скамейку, на самый край. Подумала даже: "Хорошо
бы столкнуть в урну незаметно".
Отец тяжко вздохнул и сказал, ковыряя палкой в песке:
- Если не лгать самому себе, мне просто хочется, чтобы ты жила рядом.
Пока молод был, мог работать по восемнадцать часов в сутки, работа заполняла
жизнь целиком. Сейчас посижу шесть - восемь часов и ложусь с мигренью, лежу
один на пустой даче. Так хотелось бы, чтобы молодые голоса звучали рядом,
хотя бы за перегородкой.
"А ты заслужил? - подумала Юля жестоко. - Когда сильным был, бросил
меня на маму, а теперь тебе молодые голоса нужны".
Вслух она сказала другие слова, вежливые, необидные. Сказала, что в
общежитии ей удобнее заниматься, рядом другие готовятся, проконсультируют. И
к институту близко. А на дачу ехать поездом два часа ежедневно в прокуренном
вагоне. На собрании не задержись, в театре не останься. Чуть застрянешь -
иди в темноте лесом...
- А я такая трусиха, папа!
Но, честно говоря, не в трусости дело было и даже не в обиде за маму.
Юля в первый раз в жизни жила одна, она так упивалась самостоятельностью.
Так замечательно было жить по-своему, никого не спрашивая, тасовать часы
суток вопреки разуму: ночью танцевать, утром отсыпаться, вечером зубрить.
Если понравилась кофточка, потратить на нее всю стипендию, две недели
питаться только хлебом с горчицей да чаем. И в театр ходить когда
вздумается, и знакомых выбирать по собственному вкусу, не согласуя с
родителями. Зачем же, выскользнув только что из-под крылышка мамы, тут же
соглашаться на опеку отца?
- А я такая трусиха, папа, я даже темной комнаты боюсь.
Отец не стал ее уговаривать. Поднялся сгорбившись, тяжело оперся на
палку. Сказал грустно: