"Георгий Гуревич. Когда выбирается 'я'" - читать интересную книгу автора

хочу сыграть короля Лира, а мне твердят про внешние данные. Я вынужден
изображать пошлого красавца, хотя по натуре я труженик. Это я топчусь на
игровой площадке, на пятачке, прожаренном "юпитерами". Это мне кричат: "Ваша
реплика, Миша!" - "Любви все возрасты покорны". - "Не так, Миша, ироничнее",
"Еще раз, Миша, с другой съемочной точки", "Нет, Миша, вы заслонили Танечку,
еще разок..." Журчит кран, оператор чуть не вываливается с аппаратом вместе.
Вживаюсь в пошлость: "Любви все возрасты..." - "Мишенька, еще раз, так
получается в профиль". Не надо раздражаться, не раздражение нужно, а
самоуверенная пошлость...
Так я вживался в образ артиста три часа - на сеансе 18.30 и сразу же на
следующем сеансе, 20.15. Больше трех часов подряд выдержать трудно.
Вживание - занятие утомительное. Три часа надо воображать себя не собой и не
соскользнуть на прежнее "Я". Конечно, соскальзывание - не катастрофа. Это не
сказочная белая обезьяна, о которой нельзя думать ни разу, чтобы не загубить
все колдовство. Мое колдовство не губится от посторонних мыслей, оно только
тормозится. Но если все время вспоминать, что ты Кудеяров, не получится
ничего.
Мне очень помогло бы, если бы я достал какие-нибудь вещи артиста: его
письма или, лучше, авторучку, носовой платок, белье, одежду, еще лучше -
кусочек кожи или ткани (но не каплю крови, кровь не годится). Хороши
ботинки, подходят стельки, на худой конец, годится даже земля, по которой он
ступал босыми ногами (невольно вспоминается обычный прием колдовства - след
вынимать из-под ноги). Вещественное подкрепление очень ускорило бы
метаморфоз, было бы почти необходимо, если бы я хотел приобрести характер
артиста, строй его мыслей, его конституцию. Но в данном случае речь шла
только о внешности, о форме лица. Тут можно обойтись (я могу обойтись) одним
воображением.
Вообще-то превращение идет довольно быстро. Темп изменений примерно
такой, как у набирающего вес после болезни, - полкилограмма-килограмм в
сутки. Вес головы примерно три килограмма, в том числе полтора килограмма
мозга. Мозг я не собирался менять: мне надо было переделать только ткани
лица. Я рассчитывал сделать это за шесть вечеров в кино.
Даже в самый первый вечер, внимательно разглядывая себя в зеркале, я
заметил, что нос у меня чуть-чуть удлинился и припух посередке, там, где
требовалась горбинка. Приободрившись, я наклеил на зеркало портрет
Карачарова (афишу сорвал, каюсь: где же еще достанешь?). Портрет, конечно,
условность, но стимул для воображения. И, засыпая, еще новоображал себя
артистом. Если настроишься так, что снится новое "Я", значит, процесс идет и
во сне.
На второй день я предупредил соседей по лестнице, что сам я уеду в
командировку, вместо меня будет жить мой приятель, описал его. Так и сказал:
похож на знаменитого Карачарова. Дня три после этого, в самый разгар
перемен, ходил с завязанной физиономией, потом ушел с чемоданчиком на виду у
всех... и вернулся в другом костюме, в шляпе, позвонил соседке, спросил,
оставлены ли мне ключи от квартиры. Меня не узнали, точнее, узнали артиста,
спросили, не близнецы ли мы со знаменитостью. Смешно было разговаривать с
соседкой, притворяясь незнакомым. Мы поговорили обо мне; я узнал о себе
много лестного: непьющий, солидный, вежливый, скоро буду кандидатом наук, но
пропадаю в бобылях, хожу с оторванными пуговицами, неухоженный, жениться
надо бы. Затем меня (нового меня) познакомили с девушкой со второго этажа,