"Георгий Гуревич. Когда выбирается 'я'" - читать интересную книгу автора

самолетостроительного завода.
Наконец голова утихомирилась, новые нервы поладили со старыми... и в то
же утро произошел прорыв в страну ароматов.
Мир заполонили запахи. Пахли стены и стулья, пахли занавески застарелой
пылью и уличной копотью, пахли чашки и тарелки, хотя я мою их как следует,
кипятком. Из кухни доносился целый ансамбль пронзительных запахов, не только
из моей кухни, но и всех соседских - и с верхних, и с нижних этажей. Сразу
узнал я, у кого что готовится на обед.
Я открыл форточку - свежий воздух принес еще серию ароматов:
штукатурных, лиственных, асфальтовых, машинно-бензиновых, суконных,
нейлоновых, а в основном незнакомых. Не могу сказать, что это было противно.
Наоборот, я чувствовал себя как турист, любующийся живописным ландшафтом.
Куда ни глянешь - красота: разнообразные купы деревьев, светлая зелень
лугов, синева дальних рощ, блестящие извивы речки, крыши серые и красные.
Вся разница: турист обводит пейзаж глазами, а я поводил носом. Куда ни
повернешься - отовсюду текут ароматы: гаммы, мотивы, целые симфонии
ароматов. И хотя не все они приятны в отдельности, в целом получается
интересный ансамбль, в нем хочется разбираться, хочется и наслаждаться общей
тональностью.
Заметил я, что густые, плотные запахи близких вещей не забивали тонких
струек, присланных издалека. Казалось бы, запахи моей рубашки, стола,
книжного шкафа, одеяла должны заглушить ароматические приветы, просочившиеся
с улицы. Но, видимо, мой новый нос умел настраиваться на дистанцию. При
желании я мог не замечать ближние запахи, если они были недостойны внимания.
Конечно, зверю необходимо такое умение. Должен же хищник, идущий по
следу, выделять запах добычи, выключать из внимания "барабанные" запахи
травы, земли, листвы. Как это устроено в носу, не знаю. Возможно, для
каждого сорта запахов есть свои чувствительные клетки. И сколько бы ни было
травяных ароматов, есть приемники мясочующие: каналы их всегда наготове,
готовы уловить легчайший намек на возможный обед.
В следующие дни я исследовал мир с точки зрения обонятельной. Жил,
поводя носом.
Чувствовал я себя как неграмотный, освоивший только что азбуку.
Пожалуй, еще точнее сравнить себя с прозревшим слепорожденным. Наконец-то он
увидел, как выглядят знакомые предметы. Стакан, гладкий и прохладный на
ощупь, оказывается, просвечивает. Шероховатая, с пупырышками стена выкрашена
в пронзительно-желтый цвет. Нечто, гудящее за окном, блестящая лакированная
машина. Нечто, закрывавшее горячее солнце, - белые, серые, сизые, пухлые или
плоские облака. И еще есть множество цветных пятен, которые не удавалось
пощупать никогда. Что это, что это?
Так и я узнавал, что каждая вещь имеет не только форму и звучание, но
еще и запах. Затхлостью и кошками пахла лестничная клетка. Хозяйка из
квартиры напротив пахла жареной рыбой и хозяйственным мылом; ее горластый
внучек - теплым парным молоком, а его мама - удушливо мучной пудрой.
Прохожие на улице пахли цементом, яблоками, складской землистой картошкой,
"парикмахерским" одеколоном и горячим железом - запахи сообщали о профессии.
И еще входили в ноздри сотни запахов, неизвестно чьи, неизвестно откуда.
"Что это, что это?" - спрашивал я себя. Себя! Ведь не было опытного
"зрячего" в запахах, который мог бы мне дать ответ.
Сколько иностранных слов может запомнить ученик? Вероятно, Десятка два