"Георгий Гуревич. Итанты (Таланты по требованию)" - читать интересную книгу автора

я заметил позже, надо было не думать об этом ученике. Но легко сказать: не
думать! Еще Ходжа Насреддин дразнил людей, предлагая им не вспоминать о
белой обезьяне. Как не вспомнить? Гонишь из мыслей, а она тут как тут:
лохматая, со свалявшейся шерстью, грязная, краснозадая, противная такая.
Работать стало невозможно. Вместо того чтобы думать об уроке, я цветные
туманы отгонял, словно муть разводил руками. Пришлось пойти к врачу.
Окулист с полнейшей добросовестностью проэкзаменовал меня по
разнокалиберным буквенным строчкам, изучил мои роговицу и хрусталик, через
зрачок заглянул в глазное дно, измерил его давление, неторопливо
продиктовал свои наблюдения стрекочущему автомату и в результате
признался, что ничего в моих глазах не видит, посоветовал обратиться к
психологу.
Ах, к психологу? Тогда мне незачем идти к незнакомому, рассказывать все
с самого начала про школу итантов. Я предпочел отправиться к шефу. К
нашему выпуску - первым своим изделиям - он всегда относился с особым
благоволением, разрешал приходить без дела, просто так, поведать о своих
ощущениях, впечатлениях. В данном случае подходящий предлог: с глазами
осложнение.
И на этот раз шеф пригласил меня сразу же, хотя в кабинете у него были
люди:
новичков он напутствовал, практикантов, отправлявшихся на Луну,- трех
парней и девушку. Парни выглядели обычно, лица их, плечи и грудь выражали
старательную молодцеватость. Я-то посматривал на них снисходительно, думал
про себя: "Эх, петушки молодые, хорохоритесь, еще хлебнете всякого,
узнаете почем фунт лиха, научитесь кушать его спокойно и ежедневно". Это у
нас поговорка такая лунная: "У каждого в скафандре порция НЗ - фунт хлеба
и фунт лиха". Впрочем, я парней не разглядывал внимательно, больше
засмотрелся на девушку - естественная реакция в моем возрасте.
Выразительная была девушка:
маленькая, худенькая, с детской шейкой, так умилительно выглядывавшей
из широченного раструба лунного комбинезона, и с большущими черными
глазами, злыми почему-то. Меня так и хлестнула взглядом: "Отвернись, мол,
не для того я в космос лечу, чтобы засматривались всякие".
Такие худенькие бывают очень выносливыми, знаю по лунной практике. Но
мне почему-то стало жалко эту девчушку. И когда мы с шефом остались с
глазу на глаз, я даже позволил себе посоветовать:
- Зачем такую малявку на Луну? Здоровых парней не хватает, что ли?
- Она у нас из лучших, - возразил шеф, - Любого парня за пояс заткнет.
Сосредоточенная. И целеустремленная. Своего добивается. Умеет.
- Не вернется она с Луны, - вырвалось у меня. Шеф поглядел осуждающе:
- Не надо каркать. Что за манера? Я развел руками:
- Жалко стало почему-то. Вообще настроение минорное. Себя жалею, что
ли? С глазами у меня плохо.
Я начал рассказывать об утроенных лицах, лисичках, ягнятах и струях в
глазу, но тут загорелся экран. Шефа куда-то вызывали срочно. Он
заторопился, не дослушал, кинул, одеваясь:
- Гурий, к здоровью надо относиться серьезно. Ты переутомился,
немедленно бери отпуск на две недели, отправляйся куда-нибудь подальше, в
горы, в Швейцарию, в Саппоро, еще лучше - в тайгу! В тайгу! Нет лекарства
лучше лесной тишины. Прописываю тебе две недели якутской тайги.