"Арсений Гулыга. Гегель ("Жизнь замечательных людей" #488) " - читать интересную книгу автора

Здоровье слабое.
Рост средний.
Красноречием не отличается.
Жестикуляция сдержанная.
Способности отличные.
Суждения здравые.
Память твердая.
В письме и чтении затруднений нет.
Поведение хорошее.
Трудолюбие нерегулярное.
Физическое развитие достаточное.
По теологии успевал.
Церковным красноречием занимался не без усердия, однако большим
оратором себя не проявил.
В филологии сведущ.
В философии никаких стараний не проявил [2]
Антипатия к крайностям якобинской политики не изменила, однако, в целом
положительного отношения Гегеля к французской революции. "Это был
великолепный восход солнца", - вспоминал он на склоне своих лет. Французская
революция вошла в плоть и кровь гегелевского учения; даже став
консерватором, Гегель не мог представить себе историю Европы без этого
катаклизма. Маркс назвал философию Канта "немецкой теорией французской
революции"; с неменьшим основанием слова Маркса можно отнести и к Гегелю.
Категории диалектики - это формы, в которых застывала лава революционных
событий, как удачно выразился один автор.
Но пока еще лава кипит, а Гегель всего лишь свидетель происходящего, к
тому же не переоценивающий своих возможностей. В тихом Берне он погружен в
книги и рукописи. Он собирается написать работу по теории познания, и в его
тетрадях накапливаются "Материалы к философии субъективного духа". Здесь
чувствуются новые веяния; молодого философа волнуют каверзные вопросы: каким
образом созерцание становится актом сознания? Как нервы выполняют свою роль
инструментов ощущения, где размещается душа? Ответы на эти вопросы пытаются
дать англичане Пристли и Гартли, француз Бонне. Гегель знаком с их работами
если не в оригинале, то, уж во всяком случае, в переложении Якоба Фридриха
Абеля, профессора штутгартской Карлсшуле, а затем Тюбингенского
университета. Его работу "Об источниках человеческих представлений" Гегель в
своих записях иногда воспроизводит дословно.
Одновременно Гегель серьезно штудирует Канта, значение которого
постепенно начинает осознавать. "От Кантовой философии и ее высшего
завершения я ожидаю в Германии революцию", - пишет он Шеллингу. Внимание
Гегеля, правда, привлекает не "Критика чистого разума" (это придет потом), а
работы по практической философии и их истолкование в учении Фихте. "У иных
голова закружится от той огромной высоты, на которую философия вознесла
человека; однако почему столь поздно встал вопрос о достоинстве человека, о
признании его способности быть свободным, способности, которая ставит его в
один ряд со всеми духами. Мне кажется, нет лучшего знамения времени, чем то,
что человечество изображается как нечто достойное такого уважения. Это залог
того, что исчезнет ореол, окружающийземных угнетателей и богов. Философы
докажут это достоинство, народы научатся его ощущать, и тогда они уже не
станут требовать свое растоптанное в грязи право, а просто возьмут его