"Арсений Гулыга. Кант " - читать интересную книгу автора

живет, ему не приходит в голову ни сопротивляться существующему порядку, ни
придумывать новый. У немцев прямо-таки страсть классификации и субординации,
они неистощимы в усовершенствовании табели о рангах, "холопствуют из чистого
педантизма", сооружая между теми, кто повелевает и кто повинуется, целую
лестницу званий и титулов, каждой ступени которой соответствует четко
определенная степень общественного авторитета.
Арабы представляют собой как бы испанцев Востока, персы - французы
Азии, японцы - ее англичане. Для индийцев и китайцев Кант не находит
европейского эквивалента. О неграх он судит с пренебрежением, особенно
осуждая их за третирование женщин. "Трусливый человек всегда бывает строгим
господином над более слабым, подобно тому как у нас всегда бывает на кухне
тираном тот, кто вне своего дома едва решается попасться кому-нибудь на
глаза". С восхищением Кант пишет об индейцах. Никто среди диких не
отличается столь возвышенным характером, как аборигены Северной Америки. У
них сильно развито чувство чести. В уважении к женщине они превосходят даже
нашу образованную часть света. Женщины там повелевают, оплачивая, правда,
свои преимущества дорогой ценой: они несут на себе всю тяжесть домашних дел
и участвуют во всех мужских работах.
За всеми этими яркими, может быть, иногда произвольными пассажами
скрывается глубокий смысл: они предвосхищают перемену в духовной атмосфере
страны, грядущий поворот от рассудка к чувствам, появление живого интереса к
уникальным переживаниям личности. Здесь, как и в произведениях Гамана,
чувствуется приближение "Бури и натиска". Кант опережает время. В кругу его
философских интересов появился человек.
При том, что наиболее выразительные места трактата не вошли в основной
текст работы, они остались фрагментами и были напечатаны много лет спустя
после кончины философа. Надо сказать, что у Канта смолоду выработалась
привычка любую пришедшую в голову мысль немедленно заносить на бумагу.
Иногда это были специально приготовленные листы, чаще - первый случайно
попавший на глаза клочок: только что поступившее письмо, счет от торговца и
т. д. Иной раз мы находим здесь заметки для памяти, лишенные научного и
литературного значения. Иной - поражающие глубиной прозрения, которые
обгоняют систематизированную мысль. Есть здесь и незаконченные фразы, и
отточенные афоризмы, и заготовки будущих работ. Это важнейшее дополнение к
завершенным произведениям.
Была у Канта и другая привычка. Некоторые свои лекционные курсы он
читал по чужим учебникам - логику по Майеру, метафизику по Баумгартену и т.
д. Готовясь к занятиям, он имел обыкновение записывать на полях учебников,
на форзаце, титуле и других свободных местах, даже в тексте между строчками
все то, что приходило в голову. За многие годы преподавания принадлежавшие
ему учебники оказались испещренными тысячами заметок. Одни записи в книге
Майера "Логика" составили почти целиком содержание шестнадцатого тома
академического собрания сочинений. А все черновые наброски заполняют десять
томов - больше, чем опубликованные работы. Даты в записях Канта
отсутствуют, но на основании целого ряда признаков публикатору кантовского
рукописного наследия Э. Адикесу удалось не только рассортировать материал
тематически, но приблизительным образом расположить его в хронологическом
порядке. В результате современный читатель и располагает своего рода научным
дневником Канта.
В данном случае перед нами фрагменты, которыми Кант, видимо, хотел