"Арсений Гулыга. Кант " - читать интересную книгу автора

тогда: когда уже сей великий и по всем отношениям наивеличайшего уважения
достойный муж с таким жаром вступается за истину откровения, и так премудро
и убедительно говорит о пользе удостоверения себя в истине оного, то как же
можно более мне в том сомневаться, мне в тысячу раз меньше его все
сведущему! Нет, нет! продолжал я, с сего времени да не будет сего более
никогда, и я не премину последовать всем его предлагаемым в ней советам.
Словом, как она, так и самая особливость сего случая так меня поразила, что
я, пав на колена, и со слезами на глазах благодарил Всевышнее Существо за
оказанную мне всем тем, почти очевидно, милость и прося Его о дальнейшем
себя просвещении; с того самого часа, при испрошаемой его себе помощи,
положил приступить к тому, что г. Крузий от всех слушателей и читателей
своих требовал, а именно, чтоб прочесть наперед все то, что писано было в
свете в защищение истины откровенного закона божьего".
Кант был явным антикрузианцем. Что касается религии, то даже
благоволившее к нему университетское начальство не было уверено в
ортодоксальной чистоте его убеждений. "Живете ли вы по-прежнему в страхе
божьем?" - спросил Канта ректор Шульц и, только получив утвердительный
ответ, предложил ему добиваться профессуры.
В записках Болотова, подробно освещающих Кенигсбергскую жизнь тех лет,
имя Канта не упоминается. Зато неоднократно речь идет о его противнике по
университету крузианце Веймане, лекции которого с увлечением слушал Болотов,
укрепляясь еще сильнее в антипатиях к вольфианству. Болотов учил наизусть
тексты Крузия и переводил их на русский язык. Умиленный Вейман считал
Болотова своим лучшим учеником. Возможно, что новоявленный крузианец
предпочел передать кафедру философии математику Буку, равнодушному к острым
мировоззренческим вопросам, чем вольфианцу Канту.
В октябре 1759 года Вейман проходил габилитацию. К защите он представил
диссертацию "О мире не самом лучшем". Признать наш мир лучшим, утверждал он,
значит ограничить свободу божественной воли. Кант отказался выступить
оппонентом, а на следующий день после защиты вышла его брошюра "Опыт
некоторых рассуждений об оптимизме" - проспект лекций на зимний семестр.
Брошюра содержала полемику с Крузием и его последователем Рейнгардом,
получившим премию на конкурсе Берлинской академии. Имя Веймана не
упоминалось, но он принял брошюру на свой счет и выпустил "Ответ на опыт
некоторых рассуждений об оптимизме".
Кант полемику не продолжил, он полагал, что в его проспекте лекций идея
совершенства нашего мира обоснована безукоризненно. На первый взгляд она
содержит противоречие: как к любому числу можно прибавить единицу, так к
любой сумме реальностей можно присовокупить новую реальность, новое
совершенство. Кант не согласен: реальность не количественное понятие;
наибольшее число действительно невозможно, а наибольшая реальность не только
возможна, но и действительна, она пребывает в боге. "Именно потому, что из
всех возможных миров, которые бог знал, он избрал только один этот мир, надо
полагать, что он считал его наилучшим, и так как его выбор никогда не бывает
ошибочным, то, значит, это так и есть в действительности".
Много лет спустя Кант назовет свое состояние в магистерские годы
"догматическим сном". Он запретит пользоваться своими ранними трудами, а что
касается трактата об оптимизме, то даже выскажет пожелание, чтобы все
сохранившиеся его экземпляры были уничтожены. Действительно, вдумайтесь в
следующую тираду: "Избранный наилучшим из всех существ быть незначительным