"Андрей Гуляшки. Спящая красавица ("Приключения Аввакума Захова" #4) " - читать интересную книгу автора

современному зрителю. Неподдельная прелесть молодой девушки - ее чистый
взгляд, хрупкие плечи, упругая грудь, - разве она не напоминает чарующую
музыку из доброй старой оперетты? Слушать подобную музыку, радоваться ей -
чудесно, но выступать в роли жениха в мундире с эполетами было бы по меньшей
мере смешно. С момчиловской Балабаницей или с официанткой из софийского
ресторанчика было куда проще - радость за радость и ничего больше.
Быть может, и Виолета на большее не рассчитывала, когда судьба
столкнула их, - она ведь очень тонкая, чувствительная натура и ей не так
трудно было это заметить. Но мог ли он - человек зрелый, намного старше ее,
познавший разные стороны жизни, - мог ли он ответить на ее легкомыслие таким
же безответственным легкомыслием?
Потом все образовалось, как и предвидел Аввакум. Спустя несколько
месяцев после истории с кинорежиссером к внучатой племяннице Свинтилы Савова
снова вернулась радость, и это было вполне естественно в ее девятнадцать
лет. Вскоре она увлеклась каким-то молодым инженером по водоснабжению - он
оказался значительно моложе Аввакума. - бросила Академию художеств, вышла
замуж и уехала с ним на строительство Родопского каскада.
Когда она пришла к Аввакуму, чтоб проститься с ним, глаза у нее были
веселые. И он, как истый сердцевед, должен был признаться самому себе, что
веселость ее была не наигранная, что она ничего не помнит или не желает ни о
чем вспоминать и что для нее все сложилось как нельзя лучше. Она была
счастлива.
Пожелав ей счастливого пути, Аввакум долго сидел с застывшим лицом у
своего камина.

6

Итак, после отъезда Виолеты в доме на улица Латинка, казалось, остались
не живые существа, а некие призраки, вышедшие из подземного царства Гадеса.
Доктор Савов почти не выходил из своего кабинета - торопился закончить
мемуары, которые пока не двинулись дальше кануна первой мировой войны.
Впрочем, политические события мало его занимали, в основном внимание его
привлекали быт и нравы той эпохи, и, конечно, в центре всего были придворные
балы, любовные интриги в офицерской среде, вальсы, мазурки и пышные дамские
туалеты. В таком жизнерадостном восприятии мира, как в зеркале, отражается
вечно молодой лик жизни. Однако сам доктор Савов в последнее время стал
заметно сдавать, особенно после отъезда Виолеты. Лицо его все больше
приобретало землистый оттенок, а когда он изредка выходил во двор подышать
свежим воздухом и погреться на позднем осеннем солнышке, было до боли жалко
смотреть, с каким трудом он передвигал ноги, обутые в мягкие войлочные
шлепанцы, по вымощенной камнем дорожке. Шлепанцы казались настолько
тяжелыми, как будто к ним привязали мельничные жернова.
Вторым призраком в доме была давнишняя прислуга Савовых - Йордана. Эта
старая дева ухитрялась ни разу не присесть в течение всего дня - может быть,
боялась, что если присядет хоть на минутку, то ей уж не подняться на ноги. И
не потому, что ее покинули силы, а от сознания, что она давным-давно
перешагнула порог тою, ради чего стоило жить. И если вопреки всему она все
же двигалась, что-то делала, и делала неплохо, то это у нее получалось
машинально, словно она была не человек, а отлично обученный автомат. Она
подметала двор, стирала пыль с обветшалой мебели, варила суп из картофеля и