"Роман Гуль. Георгий Иванов " - читать интересную книгу автора

узнал. В таком же положении был бы Александр Блок, если б присутствовал на
каком-нибудь коммунистическом празднестве, где в "эстрадном" исполнении
услышал бы свои "Двенадцать". Он тоже, конечно, их не узнал бы. Столь
непохожий на эмоционального Блока, рассудочный Ходасевич точно и верно
сказал о пушкинском "Кинжале": "Даже такие "левые" стихотворения, как
знаменитый "Кинжал", по существу, не содержит никакой левизны. "Поэт всегда
с людьми, когда шумит гроза" - это программа литературная, эстетическая, а
не политическая. Карамзин в "Письмах русского путешественника" рассказывает
об аристократе, который примкнул к якобинцам. На недоуменные вопросы, к нему
обращенные, он отвечал: "Que faire? J'aime les t-t-troubles".
В политически-правых кругах эмиграции строки Иванова - "хорошо, что нет
царя" - "не изнемог в бою орел двуглавый, а жутко, унизительно издох" -
вероятно, вызывают внутреннее негодование. Но тот же Георгий Иванов - автор
прекрасного стихотворения о царской семье, которое, может быть, вызывает
отрицательное отношение уже с другой стороны - со стороны принципиальных
республиканцев:

Эмалевый крестик в петлице
И серой тужурки сукно...
Какие печальные лица
И как это было давно.
Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны
-Наследники, императрица,
Четыре великих княжны.

Это та же история, как с Андреем Белым. Страшный "потрясатель основ
российской империи", славословящий буревую стихию революции, скиф, "левый
с.-р.", Белый в Берлине, увидав у Марины Цветаевой на столе фотографию
царской семьи, взял ее, говоря: "какие милые... милые, милые, милые!.. люблю
тот мир!.." Если в каком-нибудь государстве поэты по конституции лишались бы
политических прав, я думаю, это не было бы так уже неразумно. К тому же, я
уверен, что сами-то поэты против этого параграфа конституции не так бы уж
протестовали. Поэт всегда особь асоциальная. Неспроста пресловутые ничевоки
выставляли требование "отделения искусства от государства". В этом есть
какая-то внутренне-верная наметка. Надо признать, что поэзия, живопись,
музыка по-настоящему нужны совершенно ничтожному меньшинству людей, и их
существование, - как обман, как прекрасное недоразумение.
Столь же двоедушно и резко, как тема России, сквозь лирическую сонность
подана Георгием Ивановым и тема эмиграции. О ней Иванов писал немного. Но
то, что есть, "для большинства совершенно неприемлемо". Потому что все это
вне штампа проезжей эмигрантской дороги. "Мы вымираем по порядку - Кто
поутру, кто вечерком - И на кладбищенскую грядку - Ложимся ровненько
рядком". - "Невероятно до смешного! Был целый мир и нет его. - Вдруг ни
похода ледяного, ни капитана Иванова. - Ну, абсолютно ничего!" - "Жизнь
продолжается рассудку вопреки - На южном солнышке болтают старики, - Они
надеются, уже не долго ждать - Воскреснет твердый знак, вернутся ять с
фитою - И засияет жизнь эпохой золотою". - "Ласково кружимся в вальсе
загробном на эмигрантском балу". И тот же Иванов дает вариацию на некую
песню, ставшую в эмиграции почти что гимном. "Замело тебя счастье снегами. -