"Роман Борисович Гуль. Ледяной поход (с Корниловым) (мемуары)" - читать интересную книгу автора

любезно провожая его.
Л.Г.{6} был одет в штатский потертый костюм, черный в полоску, брюки
заправлены в простые солдатские сапоги, костюм сидел мешковато.
Он поздоровался со всеми. "Вы ко мне, господа?" - спросил нас. "Так точно,
Ваше Высокопревосходительство". - "Хорошо, подождите немного", - и ушел.
Дверь кабинета снова отворилась: Корнилов прощался с штатским господином.
"Пожалуйста, господа". Мы вошли в кабинет - маленькую комнату с письменным
столом и двумя креслами около него. "Ну, в чем ваше дело? Рассказывайте",
- сказал генерал и посмотрел на нас. Лицо у него - бледное, усталое.
Волосы короткие, с сильной проседью. Оживлялось лицо маленькими, черными
как угли глазами.
"Позвольте, Ваше Высокопревосходительство, быть с вами абсолютно
искренним". - "Только так, только так и признаю", - быстро перебивает
Корнилов.
Мы излагаем нашу просьбу. Корнилов, слушая, чертит карандашом по бумаге,
изредка взглядывая на нас черными проницательными глазами. Рука у него
маленькая, бледная, сморщенная, на мизинце - массивное, дорогое кольцо с
вензелем.
Мы кончили. "Полковника С. я знаю, знаю с очень хорошей стороны. То, что у
вас такие отношения с ним, - меня радует, потому что только при искренних
отношениях и можно работать по-настоящему. Так должно быть всегда у
начальников и подчиненных. Просьбу вашу я исполню". Маленькая пауза.
Мы поблагодарили и хотим просить разрешения встать, но Корнилов нас
перебивает: "Нет, нет, сидите, я хочу поговорить с вами... Ну, как у вас
там, на фронте?" И генерал расспрашивает о последних боях, о довольствии,
о настроении, о помещении, о каждой мелочи. Чувствуется, что он этим
живет, что это для него "все".
В моем рассказе промелькнуло: "Я видел убитых на платформах". Корнилов
встрепенулся, вспыхнул, блеснувшие глаза остановились на мне: "Как на
платформах! в такую погоду! Почему?! разве нет вагонов?!" Ответить на
вопросы я не могу. Корнилов взволновался, быстро пишет что-то на клочке
бумаги{7}. Разговор продолжался. В конце его Корнилов спросил, где мы
служили на фронте, и, когда узнал, что в его армии, задержал нас,
расспрашивая, а были там-то? а были в таком-то деле?
Генерал прощался: "Кланяйтесь полк. С.", - говорил он нам вслед. Выходя из
кабинета, мы столкнулись с молодым военным с совершенно белой головой.
"Кто это?" - спрашиваю я адъютанта. Он улыбается: "Разве не знаете? Это -
Белый дьявол, сотник Греков. Генерал узнал, что он усердствует в арестах и
расстрелах, и вызвал, кажется, на разнос".
Пройдя блестящий зал штаба, мы вышли. Корнилов произвел на нас большое
впечатление. Что приятно поражало всякого при встрече с Корниловым - это
его необыкновенная простота. В Корнилове не было ни тени, ни намека на
бурбонство, так часто встречаемое в армии. В Корнилове не чувствовалось
"Его Превосходительства", "генерала от инфантерии". Простота, искренность,
доверчивость сливались в нем с железной волей, и это производило чарующее
впечатление.
В Корнилове было "героическое". Это чувствовали все и потому шли за ним
слепо, с восторгом, в огонь и в воду.
Казак Корнилов казался "национальным героем". Кругом же были "просто
генералы". И когда я узнал от близких к Корнилову лиц про интриги вокруг