"Алеш Гучмазты. Матрона " - читать интересную книгу автора

меня. Но я-то именно этого и боялся больше всего. Жалости к инвалиду... Эх,
Матрона, Матрона... Ты не знаешь, каково это - предстать перед любимой
женщиной немощным калекой. Когда сам начинаешь стыдиться себя, презирать,
когда свои собственные руки вызывают у тебя брезгливость, - может ли большее
проклятие пасть на человека? Скажи, Матрона, скажи: ты меня только жалеешь
или что-то осталось еще... от прежней любви? Если и не осталось, все равно
скажи, что любишь, скажи! Может, у меня прибавится душевных сил, может, хоть
на миг я почувствую себя человеком. Из-за этой проклятой немощи я
возненавидел себя, свое поганое гнилое тело - оно высасывает, убивает мою
душу!
Нет, она действительно никогда не любила его, как теперь. Потому,
наверное, что безошибочным чутьем угадывала - только в ней, в ее любви
заключен весь без остатка смысл его жизни. И это понимание, в свою очередь,
подпитывало любовь, возвышая ее до значения самой жизни. Матрона даже
побаивалась: если он выздоровеет вдруг, сможет ли она сохранить к нему ту же
полноту чувства, которое наполняло ее сейчас, когда он полностью зависим от
нее, но не в смысле ухода и присмотра, а в другом: она поддерживала в нем
горение души, без которого он разом перестанет быть человеком, превратится в
израненную, измученную плоть. Она целовала, ласкала его, расстегнула
кофточку и гладилась о его лицо обнаженной грудью, и все это не через силу,
как можно было подумать, а со всей страстью. А он не понял - решил, что она
просто жалеет его, и оттолкнул. Глаза его злобно блеснули в запавших
глазницах:
- Плачь по мне, плачь! Падаль я! Кому нужна падаль? Оплакивай меня! Я
достоин твоего плача. И не притворяйся, что можешь еще любить меня! - хрипел
он прерывающимся голосом. - Что можно во мне любить? Вот эти руки? Эти
ноги?! Плачь по мне! Я мертв и меня нужно оплакать. Хотя зачем? Кто я тебе?
Кто?!
Откричавшись, он притих.
- Эх, Матрона, Матрона, - заговорил печально. - Не властен я больше над
собой. Устал, обозлился. Ты прости меня, не сердись. Хоть я правду сказал.
Зачем я тебе нужен? Я никому не нужен. Даже себе. Какая от меня польза?
Ухаживаешь за мной, беспокоишься, а зачем? Зачем я живу? Какая разница -
умру я сейчас или через год? Чем раньше, тем лучше. И сам избавлюсь от
мучений, и тебя избавлю от пустых забот. Я знаю: ты страдаешь, глядя на мои
муки. Так почему бы тебе не подсыпать какого-нибудь зелья мне в пищу?
Подумай, насколько проще станет твоя жизнь. Скажи, ласково так скажи, что
любишь меня, а сама пойди и достань где-нибудь это зелье. Можно достать,
если постараешься. А я поверю, что любишь, и буду ждать... Закрой дверь на
замок и поезжай в город. Там оно есть, там все есть. А я буду думать, что
та, которая так любит меня, принесет мне лекарство, и ожидая исцеления, сам
не замечу, как уйду из этого мира. А? И зелья никакого не понадобится. Я
буду ждать, ждать, до последнего вздоха буду ждать тебя и не дождусь.
Скажи-ка, разве это не красивая смерть? Желанная смерть...
- Джерджи, - упав ему на грудь, рыдала она, - Джерджи! Зачем ты
говоришь это? Ты же знаешь - я дрожу над тобой, к дыханию твоему
прислушиваюсь. Зачем ты мне все это говоришь? Когда ты спишь и не видишь,
что я рядом с тобой, мир пустеет для меня. Я хочу, чтобы ты все время на
меня смотрел, и днем и ночью. Я не могу без тебя. Зачем же ты говоришь все
это? Хочешь отвернуться, бросить меня? Нет, ты меня не жалеешь...