"Андрей Тереньтьевич Губин.?Молоко волчицы " - читать интересную книгу автора

бритье бороды. Но вера сдавала - и Моисей, и Федор курили. Федор с пеленок
воспитан в презрении к табашникам и бритоусым. В детстве, бывало, увидит
человека с трубкой или "козьей ножкой" в зубах - и бежит от него сломя
голову, страшно, а на службе, скажи на милость, совратился никонианской
травой. Когда это открылось, Моисей хотел застрелить сына "из поганого
ружья", но передумал.
Всякий раз как отец останавливался на загоне, отставляя косу или плуг
и сворачивая цигарку, Федор рысью бежал в ближайшую балочку покурить, для
вида развязывая учкур на штанах, мол, нужда подпирает. Если Моисей
замечал, что у Федьки нет табаку, он пересылал ему с погонычем мальчишкой
или бабой своих корешков, а то клал табак на видном месте и уходил
подальше. Так же поступал и Федор, но глотать при родителях дым травы,
выросшей на могиле б...., совестился - ведь так можно и ускорить конец
света, а он и так не за горами.
Дедушка Моисей зачем-то остановил быков, постоял, подымил и опять
поехал. Может, вспомнил детство, когда побывал в горском плену, из
которого выручила царственной красоты тетка Маришка, ставшая татаркой
(татарами и Магометами казаки называли всех горцев и азиатов).
Раз пахали станичники тут, на Толстом бугре. Динь-дон, динь-дон -
тревожно зазвонил в станице колокол, приближались немирные горцы. Казаки
живо поскакали вниз, а дед Моисея решил пройти еще круг, пока подъедут
дальние пахари, да просчитался. Вылетели горцы из Третьей балки прямо на
них. Деда сбили в борозду, отстегали плетками, а малолетку погоныча
Моисея, как сидел на ярме, угнали в плен вместе с быками. Попал казачонок
к хорошему татарину. Кормили, говорил, сытно - лепешки кукурузные, кислое
молоко, бараньи потроха. Но дюже измывались татарчата над пятилетним
казаком. И обувки хозяин не давал. Пас овец по снегу босым. Назначили за
него выкуп - мерку серебра - примерно пятьсот рублей. Корова в те поры
стоила пять рублей, женщина - семьсот, девушка нетронутая - тысячу. Года
через два попался на глаза Моисей пожилой красивой татарке, заговорившей с
ним по-русски. Она обняла худого, забитого, грязною мальчонку и заплакала.
И недели через две Моисея вернули в станицу. Вырос он крепким, здоровым,
только пальцы на ногах отпали, и он рано завел костыль.
При дележе угодий он получил косогор, где водились лисы, и на границе
с татарами - красную рощу, в вечную родовую собственность. Косогор с весны
покрывался алыми лазориками. Летом под ним травостой в рост человека от
множества родничков. Зимой в снегах краснели ягоды шиповника. А в роще
резали камыш на крышу, рубили оранжевый ивняк на плетни и сапетки,
корчевали на дрова матерые пни. Пашни у казаков менялись каждый год, по
жребию. Во дворе Синенкиных был минеральный родник, нарзан. В нем поили
скотину, пили воду сами, месили на ней тесто. Царь выкупил такие родники у
казаков, но только те, что возле "курса". К у р с о м  называли часть
станицы, ставшую со временем городом; там снимали квартиры приезжающие
лечиться; от них казаки услыхали выражение "курс лечения" и использовали
его на свой лад. Синенкиным поживиться не пришлось. Но жили не бедно. В
хате две горницы. В одной помещались все четырнадцать душ семьи, другую,
чистую, сдавали приезжающим лечиться господам. Исподники уже носили, а
утирались, умывшись, мешками да парусами - брезентами для сушки зерна.
Один ученый постоялец забыл у Синенкиных очки. Моисея бог не обидел
глазами, но те очки он носил по праздникам для смеха. С годами семья