"Сара Груэн. Воды слонам! " - читать интересную книгу автора

эту сине-зеленую мозаику. Я вглядываюсь в нее - и дальше, за листья и ветви;
мой взор разфокусирован. Прямо перед глазами появляется белка с распушенным
хвостом.
Я с яростным скрежетом отодвигаю стул и встаю. Брови все в капельках
пота, руки трясутся. В мою сторону поворачиваются сорок два лица.
Должно быть, эти люди мне знакомы - неделю назад я их точно знал. Знал,
откуда они родом. Чем занимаются их родители. Есть ли у них братья и сестры,
любят ли они их. Черт возьми, а ведь я прекрасно помню тех, кто вынужден был
бросить учебу после биржевого краха. Генри Винчестера, чей отец выбросился
из окна чикагской Торговой палаты. Алистера Барнса - его отец покончил с
собой выстрелом в голову. Реджинальда Монти - он безуспешно пытался жить в
машине, когда родители больше не могли платить за общежитие. Бакки Хейса,
чей отец, став безработным, попросту ушел из дома. А как же они - те, кто
сейчас сдает экзамен? Забыл напрочь.
Я смотрю на их лица, лишенные черт, - обрамленные волосами бледные
овалы, перевожу взгляд с одного лица на другое и впадаю в отчаяние. Слышу
тяжелый, влажный всхлип - и понимаю, что издал его я. Мне не хватает
воздуха.
- Якоб!
У ближайшего ко мне лица есть рот, и он шевелится. Голос звучит робко и
неуверенно.
- Все в порядке?
Я мигаю, но никак не могу сфокусировать взор. Минуту спустя я прохожу
через аудиторию и кладу экзаменационную тетрадь инспектору на стол.
- Уже закончили? - спрашивает инспектор, беря ее в руки. По дороге к
двери я слышу шелест страниц. - Постойте! Вы ведь даже не начинали! Вы не
имеете права выходить. Если вы выйдете, я больше не смогу...
Но я уже захлопываю за собой дверь. Пересекая двор, я оглядываюсь на
кабинет декана Уилкинса. Он стоит у окна и смотрит прямо на меня.
Дойдя до окраины города, я сворачиваю и иду вдоль железной дороги. Иду,
пока темнеет, пока над городом встает луна, иду еще несколько часов. Не
перестаю идти, пока ноги не начинают болеть, а на ступнях не появляются
мозоли. И лишь тогда, всерьез проголодавшись, останавливаюсь. Я понятия не
имею, куда забрел. Чувствую себя лунатиком, который шел-шел - и вдруг,
проснувшись, оказался неизвестно где.
Единственный признак цивилизации - железнодорожные рельсы на гравиевой
насыпи. С одной стороны от железной дороги - лес, с другой - полянка. Где-то
журчит вода, и я, ведомый луной, иду на звук.
Вот и ручей, от силы несколько футов в ширину. Он бежит мимо деревьев,
выстроившихся вдоль дальнего края полянки, и сворачивает в лес. Я стягиваю
туфли и носки и усаживаюсь на берегу.
Стоит мне опустить ноги в ледяную воду, как они начинают нестерпимо
ныть, и я тут же их вытаскиваю. Но снова и снова опускаю ступни в воду и
каждый раз держу все дольше, пока наконец не перестаю чувствовать на
онемевших от холода ногах мозоли. Я касаюсь ступнями каменистого дна, и вода
струится сквозь пальцы. Наконец ноги начинают болеть уже не от ходьбы, а от
холода - и тогда я вытягиваюсь на берегу, положив голову на плоский камень,
и сушу пятки.
Вдали слышится вой койота, такой одинокий и такой знакомый. Я вздыхаю и
закрываю глаза. В ответ на вой всего в паре дюжин ярдов от меня раздается