"Василий Гроссман. Жизнь" - читать интересную книгу автора

сдаваться; если не сумеете их на-гора поднять, постреляем вас всех тут с
детьми".
- Так, - сказал командир и покачал головой, - Что же ты нам скажешь,
женщина?
Марья Игнатьевна посмотрела в лицо командиру: она повернулась к двум
своим товаркам и спокойно, печально спросила:
- Что же мы скажем, женщины? - И стала вытаскивать из-за пазухи куски
хлеба, коржи, вареную свеклу и картофелины в кожуре, сухие корки.
Красноармейцы отвернулись, потупились, стыдясь смотреть на пищу,
прекрасную, немыслимую своим видом, своим обаятельным запахом. Они боялись
смотреть на нее - то была жизнь. Один лишь командир смотрел прямо на
холодный картофель и хлеб.
- Это не только мой вам ответ. Добро это мне старухи наносили, -
сказала Марья Игнатьевна, - еле ведь донесла, все боялась, как бы немец под
кофтой не пощупал. - Она выложила все это бедное приношение в платок, низко
поклонившись, поднесла командиру, сказала: - Извините.
Он молча поклонился ей.
Нюшка Крамаренко тихо сказала:
- Игнатьевна, я как увидела того раненого, как его живым черви едят,
услышала его слова, так я обо всем забыла.
Варвара Зотова оглядела красноармейцев улыбающимися глазами и сказала:
- Выходит, ребята, зря депутация в шахту ездила.
И красноармейцы глядели на ее молодое лицо.
- А ты оставайся с нами, - сказал один, - выйдешь за меня замуж.
- Ну и что ж, пойду, - сказала Варвара, - а кормить жену будешь?
И все тихо рассмеялись.
Два с лишним часа просидели женщины в шахте. Командир со стариком
забойщиком ушли в дальний угол печи, негромко разговаривали.
Варвара Зотова сидела на земле, подле нее, опершись на локоть, лежал
небольшого роста красноармеец. В полутьме она видела бледность его лба,
резко выступавшие из-под кожи лицевые кости, желваки на скулах. Он смотрел
откровенным, пристальным взором, по-детски полуоткрыв рот, на ее шею,
белевшую под платком, на ее лицо и грудь. Бабья нежность заполнила ее
сердце, она тихонько погладила его по руке, придвинулась к нему. Лицо его
искривилось улыбкой, и он хрипло шепнул ей:
- Эх, зря вы нас тут расстроили - что женщина, что хлеб, все про
солнышко напоминают.
Она обняла его, поцеловала в губы и заплакала.
Все сидевшие молча смотрели, никто не пошутил и не посмеялся. Стало
тихо.
- Что же, пора нам ехать, - сказала Игнатьевна и поднялась. - Дед
Козлов, Дмитрич, поднимайся, что ли!
Старый забойщик сказал:
- Проводить до ствола провожу, а с вами на-гора не поеду, делать мне
там нечего.
- Что ты, Дмитрич? - сказала Крамаренко. - Ты же тут с голоду умрешь.
- Ну что же, - сказал он, - я тут со своими людьми умру, в шахте, где
всю жизнь проработал. - И сказал он это таким спокойным и ясным голосом -
все сразу поняли, что уговаривать его ни к чему.
Командир вышел вперед: