"Василий Гроссман. Жизнь" - читать интересную книгу автора

неожиданные для них, что невольно остановились. Со штрека раздавалось пение.
Пели негромко, устало, пели какую-то незнакомую им песню, мрачную,
невеселую.
- Это для духовности, заместо обеда, - сказал серьезно сопровождающий
их боец, - второй день командир разучивает с нами; еще отец, говорит, пел
ее, когда при царе на каторге был.
Одинокий голос, полный печали, затянул:

Наш враг над тобой не глумился,
Вокруг тебя были свои,
И мы, все родные, закрыли
Орлиные очи твои...

- Слушайте, бабы, - тихо и серьезно сказала Нюша Крамаренко, - вы меня
пустите наперед, я лучше вас сумею слезами, криком, а то ведь ребята, видно,
такие, что постреляют там немцы детей наших, а они на своем стоять будут.
Старик вдруг повернулся к ним и сдавленным голосом, охваченный
бешенством, сказал:
- Что, суки, уговаривать пришли - так вас самих пострелять надо!
И Марья Игнатьевна шагнула вперед, отстранила Нюшу и старика и сказала:
- А ну, пустите меня, мой черед пришел говорить.
Часовой, стоявший на штреке, вскинул автомат:
- Стой, руки вверх!
- Бабы идут! - крикнула Марья Игнатьевна и, пройдя мимо, властно
спросила: - Где командир, показывай!
Из темноты послышался негромкий голос:
- В чем дело?
Бензинка осветила группу красноармейцев, полулежавших на земле. В
центре сидел большой, плечистый человек с круглой русой бородой, густо
запачканной угольной пылью.
Все сидевшие вокруг него были тоже в угле, с черными руками, белки глаз
их поблескивали, и зубы казались белыми, снежно-белыми.
Старик Козлов смотрел на их лица с великим умилением души: это были
бойцы, прошумевшие своей железной славой по всему Донбассу. И ему казалось,
что он увидит их в кубанках, в красных галифе, с серебряными саблями и с
лихими чубами, торчащими из-под папах и фуражек с лакированными козырьками.
А на него смотрели рабочие лица, черные от рабочей угольной пыли. Такие лица
были у его кровных друзей, рабочих - забойщиков, крепильщиков, коногонов. И,
глядя на них, старый забойщик понял всем своим сердцем, что страшная,
горькая судьба, которую они предпочли плену, - это его судьба.
Он сердито оглянулся на Марью Игнатьевну, когда та заговорила.
- Товарищ командир, - сказала она. - Мы к вам вроде депутация.
Он встал, высокий, очень широкий и очень худой, и тотчас поднялись за
ним красноармейцы. Они были в ватниках, в грязных шапках-ушанках, заросшие
бородами. И женщины смотрели на них. То были их братья, братья их мужей,
такими выезжали они из шахты после дневных и ночных упряжек - в угле,
спокойные, утомленные, щурясь от света.
- В чем же дело, депутатки? - спросил командир н улыбнулся.
- Дело простое, - ответила Марья Игнатьевна, - собрали немцы всех баб и
детей и сказали: "Отправляйте женщин в шахту, пусть уговорят бойцов