"Василий Гроссман. Жизнь" - читать интересную книгу автора

А Марья Игнатьевна протяжно подхватила:
- Слышь, сынки, не стреляйте! Сынки, не стреляйте!


II

На шахтном дворе их встретили два часовых с автоматами; у каждого из
них на поясе висело по дюжине ручных гранат. Они разглядывали женщин и
старика, мучительно щурясь от слабенького света бензинки, прикрывали глаза
ладонями, отворачиваясь - желтый язычок пламени величиной с младенческий
мизинчик, закрытый густой металлической сеткой, слепил их, как летнее
молодое солнце.
Один из них хотел помочь вылезть Марье Игнатьевне, подставив ей для
упора плечо. Но он, видно, не соразмерил своей силы, и когда Моисеева
оперлась о него ладонью, он вдруг потерял равновесие и упал. Второй часовой
рассмеялся и сказал:
- Эх ты, Ваня!
Нельзя было понять, молоды они или стары, лица их заросли бородами,
говорили они медленно, движения их были осторожны, как у слепых.
- Пожевать ничего у вас нет, а, женщины? - спросил тот, что неудачно
помогал Марье Игнатьевне.
Второй сразу же перебил:
- А хоть бы и есть - товарищу Костицыну сдадут, он сам уже разделит.
Женщины молча всматривались в них. Старик, поднимая лампу, освещал
высокий свод подземного шахтного двора.
- Ничего, - бормотал он, - крепь держит, крепь такая - дай бог
здоровья, на совесть ставили.
Один из часовых остался у ствола, второй пошел проводить делегаток к
командиру.
- Где вы тут помещаетесь? - спросил старик.
- Да вот тут за воротами, направо вниз коридор, там и сидим.
- Нешто это ворота? - удивленно сказал Козлов. - Это же вентиляционная
дверь. На первом уклоне...
Часовой шел рядом с ним. Женщины шли следом.
Возле вентиляционной двери стояли два пулемета, направленных на шахтный
двор. Пройдя еще несколько метров, старик приподнял лампу и спросил:
- Спят, что ли?
- Нет, это покойники.
Старик посветил лампой на тела в красноармейских шинелях и
гимнастерках. Их головы, груди, плечи и руки были перевязаны ржавыми от
старой, сухой крови бинтами и тряпками. Они лежали один подле другого, тесно
прижавшись друг к другу, словно греясь. На некоторых были ботинки с
вылезшими концами портянок, двое были в валенках, двое - в сапогах, один -
босой. Глаза их запали, лица поросли щетиной, но не такой густой, как у
часового.
- Господи, - тихо говорили женщины, глядя на покойников, и крестились.
- Пошли, чего стоять! - проговорил часовой.
Но женщины и старик смотрели на тела, с ужасом вдыхали запах, шедший от
них. Потом они пошли дальше. Из-за угла коренного штрека слышался негромкий
стон.