"Василий Гроссман. Жизнь" - читать интересную книгу автора

- Так я ведь о кипяточке, нешто это еда, товарищ капитан! - добродушно
и устало ответил Меркулов.
- Да, проработал я там с месяц и в Голландию бежал, через границу
перебрался, - говорил Козлов. - Шестнадцать суток в Голландии жил и потом на
пароход пробрался - в Норвегию ехать. Только не доехал. Поймал нас немец в
море и в Гамбург привел. Дали мне там крепко, к кресту подвязывали. Два часа
висел, фельдшер мне пульс щупал, водой отливал, а потом послали в Эльзас, на
руду - тоже подземная работа. Тут уж наша революция подошла, я снова бежал,
через всю Германию прошел. Ну, тут уже мне помогали рабочие ихние. Я
по-ихнему разговаривать стал. В деревнях не ночевал, больше старался в
рабочих поселках. Вот так и шел. А двадцать верст осталось мне идти - снова
меня поймали и... в тюрьму. Тут уж я третий раз бежал. Пробрался в
Прибалтийский край, ну и тифом заболел. "Неужели, думаю, не приду на шахту,
неужели придется помереть?" Нет, осилил немца, осилил и тиф. Выздоровел До
двадцать первого года в гражданской войне был, добровольцем пошел. Я ведь
против старого режима очень был злой, еще парнем молодым афишки
разбрасывал - тогда так листовки мы звали.
- Да ты, старик, неукротимый! - сказал сидевший рядом с Козловым боец.
- О, брат, я, знаешь, какой, - с детским бахвальством сказал Козлов, -
я человек рабочий, революционный, я ради правды никогда не жалел ничего. Ну
и пришел я, как демобилизовали меня, в апреле. Это было перед вечером уже.
Пришел. - Он помолчал, переживая давнишнее воспоминание. - Пришел, да...
пришел. И правду скажу, не в поселок зашел, а прямо вышел на здание, ну, на
копер посмотреть. Стою, и слезы льются, и не пьяный ничуть, а плачу.
Ей-богу, вот тебе честное слово. Смотрю на шахту, на глеевую гору и плачу. А
народ уже меня узнал, к моей бабе побежали. Кричат! "Козел твой воскрес, на
здание вышел, стоит там и плачет". Так, веришь, мне старуха до последнего
часа простить не могла, что я к шахте на свидание раньше, чем к чей, пошел.
"У тебя, говорит, вместо сердца кусок угля".
Он помолчал и сказал:
- Но веришь ли мне, товарищ боец, - ты, я слышу, тоже парень рабочий, я
прямо скажу - вот это мечтание было на этой шахте жизнь проработать, на этой
шахте помереть.
Он обращался к невидимым в темноте слушателям, как к одному человеку.
Ему казалось, что это человек, хорошо знакомый ему, давний друг его,
рабочий, с которым судьба привела встретиться после постылых дней, сидит
рядом с ним в выработанной печи и слушает его с вниманием и любовью.
- Что ж, товарищи, - сказал командир, - подходите паек получать.
- Может, присветить, - сказал шутя кто-то, - как бы два раза не подошел
кто?
И все рассмеялись - столь немыслимым показалось им совершить такое
подлое преступление.
- Давайте, давайте, чего же не подходите! - сказал Костицын.
Из темноты раздались голоса:
- Ну, чего же, подходи ты... Деда-забойщика давайте наперед. Подходи,
дед, чего ж ты, щупай свою пайку.
Старик оценил эту благородную неторопливость измученных голодом людей.
Он много видел в своей жизни, видел не раз, как голодные бросаются на хлеб.
После дележа еды старик остался сидеть с Костицыным. Костицын тихо
говорил ему: