"Василий Семенович Гроссман. Добро вам!" - читать интересную книгу автора

слабея, переживают смену времен, всемирно-исторические катастрофы стихи
опального поручика Тенгинского полка, стихи опального надворного советника
из Петербурга.
Живут, работают в тайге, в тундре Якутии важные и добрые дела, завязанные
ссыльными студентами, Короленко, Таном-Богоразом, опальным Кропоткиным;
запали навек в человеческие души рассказы, стихи, сказки о том, что нужно и
важно всем людям; живут, торжествуют в школах и институтах, в саклях, избах,
ярангах... Вот оно, вольное, доброе, неистребимое "русификаторство",
совершаемое Пушкиным, Добролюбовым, Герценом, Некрасовым, Толстым,
Короленко!
Но сколько было бесследно ушедших из Кавказской памяти наместников и
генералов, действительных тайных советников, вельможных представителей
государственной, казенной науки и литературы...
Я подумал о вековых связях людей, народов, культур, что возникают вот так
- в избах, на этапах, в лагерях, в солдатских казармах. Вот эти связи
оказываются самыми сильными, живучими. Вот эти слова, что писаны при тусклой
коптилке и читанные в избе, на тюремных и казарменных нарах, в прокуренной
комнатенке, и вяжут вязь единства, любви и взаимного уважения народов.
Они есть те артерии и вены, по которым бежит вечная кровь. А поверхность
жизни, шумная, бесплодная, заполняет, как мыльная пена, тех людей, которые и
сами есть мыльная пена: трещат, шуршат и исчезают без следа.
А тут же рядом лежат те связи, что завязывают и закладывают каменщики,
плотники, лудильщики, бондари, старухи крестьянки.
Вот он пришел, горшок русского борща, и стал на стол в армянском доме. Вот
он, армянский прочесноченный хаш, что в серьезном, сосредоточенном молчании
едят бородатые мужики-молокане!
Тут все интересно: и восприимчивость и консерватизм. Ведь тысячи трудовых
приемов, бытующих бок о бок десятилетиями, столетиями, не вживаются в жизнь,
не находят отклика в труде, быту соседа: русский крестьянин и армянский
крестьянин пекут хлеб в разных печах, и хлеб их разный; упрямо не хочет
русский есть испеченного в тондыре лаваша, и равнодушен к высокому
пшеничному хлебу, вышедшему из русской печи, армянский мужик. А десятки
других дел, вещей, рабочих приемов переняли они друг у друга, обогатили ими
свою жизнь и трудовую сноровку.
И вот солдат Паскевича, стуча тяжелыми сапогами, промерил от края до края
Армению и вернулся домой, принес новый, невиданный способ класть кирпичи,
обтесывать камень, заимствованный им у каменщиков-армян. И не понадобились
для этой "армянизации" винтовки и пушки - посмеялись, похлопали друг друга
по спине, один подмигнул, другой сказал: "Хорошо, толково", покурили - и
все.
И вот связи, завязанные в советские времена, - связи рабочих и инженеров
на заводах и фабриках, связи армянских и русских студентов, ученых в
университетских аудиториях и библиотеках, в лабораториях
научно-исследовательских институтов, связи русских и армянских агрономов,
полеводов, виноделов, связи астрономов, связи физиков.
В горном поселке Цахкадзоре свою первую прогулку я совершил как
иностранец. Прохожие вглядывались в меня. Женщины у водоразборной колонки,
старики, сидевшие под каменной оградой и перебиравшие четки, джигиты
двадцатого века - шоферы, галдевшие у дверей забегаловки, - все умолкали,
когда я, шаркая ногами и испытывая неловкость от всеобщего внимания, плелся