"Василий Семенович Гроссман. Добро вам!" - читать интересную книгу автора

характере, а была душа человека, вот та, что тревожилась, мучилась, верила
среди каменных осыпей и виноградников Палестины, та душа, что по-человечески
хороша и в пензенской деревушке, и под небом Индии, и в заполярной яранге, -
ведь хорошее всюду есть в людях, потому что они люди.
Эта душа, эта вера жила в неграмотном старике, и она была проста, как его
жизнь, его хлеб, без единого пышного слова, без высокой проповеди, и глаза
мои наполнялись слезами от того, что я вдруг понял силу этой души,
обращенную не к небесному богу, а к людям, понял, что Алексей Михайлович не
может жить без этой обращенной к людям веры в добро и доброту, как не может
жить без хлеба и воды, и что он не колеблясь пойдет на крестную смертную
муку, на самую страшную бессрочную каторгу ради нее.
Есть дар высший, чем дар, живущий в гениях науки и литературы, в поэтах и
ученых. Много есть среди одаренных, талантливых, а иногда и гениальных
виртуозов математической формулы, поэтической строки, музыкальной фразы,
резца и кисти людей душевно слабых, мелких, лакействующих, корыстных,
завистливых, моллюсков-слизняков, в которых раздражающая их тревога совести
способствует и сопутствует рождению жемчуга. Высший дар человеческий есть
дар душевной красоты, великодушия и благородства, личной от ваги во имя
добра. Это дар безымянных, застенчивых рыцарей, солдатушек, чьим подвигом
человек не становится зверем.

9


Меня пригласили на свадьбу - женился племянник Мартиросяна. Жених был
водителем, невеста - продавщицей сельмага. Ехать надо было далеко, в
Талинский район, на южный склон горы Арагац.
Я сомневался, ехать ли мне, - с вечера мне сильно нездоровилось, и я,
подобно пловцу, не верящему в свои силы, опасался отплывать далеко от
родного берега. Но когда утром зазвонил телефон и Мартиросян сказал мне, что
ереванская делегация - он, Виолетта Минасовна и Гортензия - уже подъехала к
гостинице и ждет меня, я принял решение.
Вскоре наш стеклянный автобус бежал по шоссе. В автобусе был устроен
завтрак: дома Мартиросяны не успели поесть. Я из страха потревожить
задремавшего зверя не прикоснулся к еде, лишь сделал глоток кофе из термоса.
Слева от нас лежала Араратская долина, поднимались вершины Большого и
Малого Арарата, справа громоздились снеговые склоны Арагаца. По обе стороны
дороги расстелились каменные поля, кости умерших гор.
Дорога всегда интересна. Мне кажется, что движение делает интересной любую
дорогу. Я не знаю неинтересных дорог. Наша дорога шла в пространстве и во
времени - мы ехали мимо молчаливых тысячелетних храмов и часовен, мимо
застывших развалин некогда шумного караван-сарая, мимо поселков, где торчали
антенны телевизоров, мы смотрели на гору, на которой Ной спасался от потопа,
а повернув голову вправо, мы смотрели на гору, где стоят рефлекторы
Амбарцумяна, исследующие строение далеких вселенных.
Каменная россыпь в долине напоминала Арарату и Арагацу о том, что все на
свете проходит: когда-то эти поверженные камни были такими же могучими, в
белых шапках, а теперь обращены в мертвые скелеты.
Нигде в Армении, пожалуй, я не видел такой каменной безысходности, как в
горных долинах Арагаца. Я даже не знаю, как передать это невероятное