"Василий Семенович Гроссман. В большом кольце" - читать интересную книгу автора

проговорила:
- Идем, идем, Машка!
Они молча, держась за руки, шли по улице, окна старых бараков были на
одном уровне с кучами шлака, угля, мусора, и Маше казалось, что бараки
смотрят исподлобья, словно злые старушечьи лица, по самые глаза обмотанные
платками.
Грязные белые куры, с крыльями, меченными цветными чернилами, разбойничьи
сигали по дворам, застиранное и залатанное пестрое белье грозно хлопало,
парусило на веревках, чулки, казалось, шипели, как змеи, хотели броситься на
Машу и ее маму.
А когда на шоссе Маша спросила, почему сердилась женщина, мама ответила:
- В нашем доме холодильники, хвойные ванны и гибкие души, а кругом эти
избы с клопами, бараки, холодные уборные, колодец с журавлем, вот она и
сердится.
После случая в продмаге, куда мама и Маша зашли купить трески для
соседской кошки, они уж больше не ходили в барачный поселок, да и что там
было делать? Продукты и хлеб они привозили на машине из центра.
Правда, соседка сказала маме, что в поселковой аптеке оказалось очень
редкое венгерское лекарство, которого во всей Москве не достать, только в
кремлевской аптеке, но мама сказала:
- Нет, уж бог с ним.
А в деревенском сельмаге продавался желудевый кофе в пачках и одеколон;
там всегда было мало народу, но иногда у сельмага либо у поселкового
продмага выстраивались шумные и нервные очереди. Как-то лифтерша, покинув
пост, побежали н эту очередь, а потом объяснила Маше, что люди стоят за
гольем - костями, требухой, за холодцом из голов и копыт - цена на все это
дело дешевая, а продукция свежая, хорошего качества, прямо с бойни. Обычно
же деревенские на городском автобусе и на попутных машинах ездили в Москву
покупать белые батоны, крупу, а некоторые и молоко.
Вблизи Машиного дома, на шоссе, стоили по утрам старухи в ватниках и
сапогах, предлагали перья зеленого лука. Старухи разговаривали с
покупателями вкрадчиво, но когда они глядели вслед жильцам дома, в брючках и
курточках прогуливающим своих собак либо делающим пробежку, у них было
какое-то странное, смеющееся и одновременно отчаянное выражение глаз. А
когда вдруг со страшным треском появлялся милиционер на мотоцикле, старухи,
подхватив свои мешки, молча бежали в сторону деревни, тяжело топая сапогами.
Однажды к дому пришел из леса молодой лось. Он осмотрел медленным думающим
взглядом автомобили, сверкающие подъезды, черные лужи масла, натекшие на
асфальт, понюхал бесконечно чуждые ему запахи бензина и мусорных контейнеров
и неторопливо зашагал по шоссе, обратно в лес.
Воскресная прогулка удалась: небо было голубым, а трава зеленой. Папа и
мама шли по траве, уступая друг другу тропинку, и Маша пробегала по
тропинке, опережая родителей, потом, поворачивая, вновь пробегала между ними
и ловила слова их разговора и вновь проносилась вперед.
Ей было хорошо. В небе плыли облака, но небо было большим, и облака не
заслоняли солнца - хватало в нем места и облакам, и солнцу. Поле и лес
молчали, но Маша чувствовала, что вокруг идет жизнь дятлов, ежей, кротов и
что эта жизнь на земле и под землей связана с жизнью облаков, что темнели и
наливались дождем и вновь светлели, и связана с жизнью Маши, которая бегала
по тропинке мимо папы и мамы.