"Василий Семенович Гроссман. В большом кольце" - читать интересную книгу автора

назвав имя Скрябина", - и это были папины слова, над которыми мама смеялась,
а спустя несколько дней она сказала тете Зине, указав на картину над роялем:
"Ах, Модильяни, Модильяни, сводит он меня с ума".
Самой большой и приятной комнатой был папин кабинет, но и в просторном
папином кабинете было тесно от множества книг и картин; да и рояль занимал
много места.
Как-то Маша забыла на папином диване свою тряпичную дочку, Мотю, и слышала
папины слова:
- Любочка, эвакуируй, пожалуйста, это страшилище.
Впервые Маша обиделась на папу - он ведь был очень добрый.
И в этот воскресный день они слушали любимую папой скрипичную сонату
Бетховена, и папа сказал:
- Какая для меня радость слушать эту музыку!
Машу не удивляло, почему радуется папа, музыка была прекрасна.
Потом папа предложил маме и Маше сделать прогулку.
Они жили в девятиэтажном доме на окраине Москвы. Дом был оборудован
хорошо, с лифтами и мусоропроводами, с кондиционированным воздухом, ванны
были устроены в виде бассейна, выложены бледно-голубой плиткой.
Во всех девяти этажах жили деятели науки и искусства, машин у жильцов было
много, они не помещались на асфальтовой площадке перед домом. И машины были
такие же важные, как жильцы: все "Волги", "Волги", а у некоторых даже
"Чайки", а у одного физика американский "бьюик".
На плане, который видел папа, вокруг их дома стоял новый квартал с
огромными магазинами, парками, фонтанами. Но строительство нового района
отложили на некоторое время, и вокруг их дома стояли деревянные домики с
садиками и огородиками, чуть подальше от шоссе, в низине, раскинулась
настоящая деревня, где мычали коровы, пели петухи, а в огромной луже, такой
огромной, что в ней бывали морские волны, плавали утки и мальчишки
путешествовали на парусном кон-тики. А дальше было поле, а еще дальше лес.
Они пошли гулять по асфальту, а потом по тропинке к лесу, где среди
темного елового узора темнел свинцовый купол старинной церкви - папа
говорил, что эта церковь построена в шестнадцатом веке.
На новой квартире мама часто жаловалась: "Жутко далеко". А папа говорил,
что ему приятна тишина и что глаза людей, живущих в избах, спокойные, ясные,
нет в них лихорадки московского центра. Маша замечала, что в этом вопросе
мама действительно была не согласна с папой, и, когда папа говорил, что
здесь работается лучше, чем на старой квартире, она произносила: "Игра,
игра!"
И правда, папа так же, как и мама, не любил гулять в сторону деревни, там
встречались пьяные, которые говорили неприличные слова и задирались.
Особенно много плохого бывало по воскресным дням.
Когда они вышли в поле, папа сказал:
- Опасность воздушного нападения миновала.
- Да тебе-то что, - сказала мама, - ведь тебе нравится жить на краю
большого кольца Москвы.
Но еще злей был барачный поселок, который стоял между их домом и Москвой.
В этом поселке и трезвые говорили жильцам большого дома неприличные слова,
такие, что мама сказала одной женщине в магазине:
- Вы хоть ребенка постыдитесь...
Но эта женщина сказала очень плохое насчет ребенка, мама поспешно